1
– Я убью кого-нибудь из них. Честное слово, убью!
Галя схватила сигарету и вхолостую чиркнула зажигалкой.
– Лопатой садовой, – предложила Саша.
Подруга судорожно пыталась закурить.
– Может и лопатой!
– Или граблями.
– Инвентаря там – на три бригады землепашцев! Тяпки всякие, лейки, секаторы… О! Секатором!
Галина чиркнула еще дважды – и швырнула барахлящую зажигалку в стену.
– Они меня доведут! Мне уже омлет в горло не лезет!
На тарелке перед ней действительно остывал омлет. Но возможно, флегматично подумала Саша, причина заключалась в том, что Галка сыпанула в него соды вместо соли.
Что, впрочем, тоже неплохо характеризовало ее состояние.
Исаева резко взмахнула ладонью и задела абажур. Тени панически заметались по стенам, жалобно скрипнул провод.
– Чёрт! Чёрт!
– Галь, хватит себя накручивать. – Саша Стриж выпрямилась и остановила маятник раскачивающейся кухонной лампы. – Они хорошие люди…
Если бы сарказмом можно было поджигать, в руках Галины Исаевой истлела бы не только сигарета, но и вся пачка. Да и омлет бы уже полыхал.
– Меня окружали хорошие люди, медленно сжимая кольцо! – процитировала она.
– Сама залезла в это кольцо.
Галя сникла. Нечего спорить: Стриж права, с какой стороны ни погляди. Залезла, как толстуха в хулахуп. И там застряла.
– Сожрут они меня с потрохами, – тоскливо пробормотала она. – В печку на лопате сунут и заслонкой закроют. Как еще изводили добрых молодцев?
– В баньке парили, – машинально сказала Саша, осматривая ящик в поисках коробка. Где-то он ей попадался… А, вот!
– Пройденный этап. Банька уже была. С сугробом.
– Ты ныряла в сугроб?
Саша кинула коробок, Галка ловко поймала.
– Не ныряла, а нырнула. Один раз. И потом торчала бледными ногами из сугроба, как вареная курица из супа, пока меня не вытащили.
Она чиркнула спичкой об коробок и сломала спичку. Пылающая серная головка упала на скатерть.
«Ну, началось…» – поздравила себя Саша.
Вещи, оказавшись в руках ее подруги, принимались вести себя агрессивно. Чайник судорожно пыхал паром, как престарелый обиженный дракон. Сковородка сбрасывала ручку в ту самую секунду, когда ее вытаскивали с яблочным пирогом из духовки. Шкафы роняли полки, предпочитая стеклянные.
Однажды в юности Саша с Галей забежали в подъезд, и на трех этажах одна за другой приветственно взорвались лампочки. Прошли по первому этажу: дзыньк! Сунулись на второй: бамц! Допрыгали до третьего: хрясь! И везде осколки – только успевай закрывать голову.
Когда Саша добралась до своего четвертого, у нее по загривку бегали мурашки размером с клопа. Она предчувствовала самый большой «хлобысь» в своей жизни. Но на четвертом лампочки попросту не было: выкрутили. Она до сих пор полагала, что неизвестный воришка уберег их от локального катаклизма.
– Можешь представить, как ликовала эта морда? – мрачно спросила Исаева. – Как школьница, на глазах которой директор выпал из окна.
Саша мысленно перебрала семейство Сысоевых, пытаясь сообразить, о ком идет речь. Образ парящего за окном директора в костюме и съехавших на нос очках мешал сосредоточиться.
– Стриж, спасай! – Галка молитвенно сложила ладони. – Поезжай со мной!
– Забудь, – коротко отказалась Саша.
– Всего три дня!
– Какая там от меня может быть помощь! Труп закопать?
– Моральная! Сашка, я одна среди них озверею. Они в меня пиками будут тыкать. Как матадоры в быка!
– Ты не одна, – напомнила Саша. – У тебя Олег.
– Мужчины в таких делах понимают не больше, чем медуза в коньяке!
Летящий директор в Сашином воображении сменился крепко выпивающей медузой. Галка еще раз чиркнула спичкой (на этот раз отлетела стенка коробка) и криво усмехнулась:
– Он до сих пор уверен, что для его сестры я чистейшей прелести чистейший образец.
– А на самом деле? – осторожно спросила Саша.
Галя хрипло засмеялась.
– Она мне ледоруб в лоб засадит – глазом не моргнет.
К директору и медузе прибавилась Галка в таком виде, что Саша содрогнулась и поспешно отогнала скверное видение.
Исаевой наконец-то удалось прикурить, и она глубоко затянулась. Острое ее лицо немного расслабилось.
Они дружили с института, Саша Стриженова по прозвищу Стриж и Галина Исаева, которую все звали Галкой. Стриж и Галка, птичий базар, как подшучивали однокурсники. На третьем курсе Галка решила, что медицина – не ее призвание, бросила постылые галеры и пустилась в свободное плавание. На несколько лет Саша потеряла ее из виду.
За Исаеву она не беспокоилась. Галя никак не должна была пропасть. Еще в институте недоброжелатели прозвали ее бульдогом, намекая на исаевскую энергичность и хватку, а также храбро выпяченную нижнюю челюсть. Легче было отобрать антилопу у долго постившегося крокодила, чем то, во что вцеплялась Галина.
Она была работоголик, сквернослов и «девка буйная», как говорила о ней гардеробщица в институте. Девка буйная в ответ на ходу огрызалась и мчалась дальше по жизни, раздражая врагов неуемной энергией. От Галки можно было запитывать лампочки и прикуривать двигатели.
Взбалмошность удивительным образом уживалась в ней с практической сметкой: начав работать, Галя за два года накопила первый взнос и купила в ипотеку квартиру. Жилище это, двухкомнатная хрущевка на Соколе, составляло предмет ее огромной гордости. Транжира Исаева перешла на хлеб и гречку, задушила в себе сибарита и на пять лет превратилась в аскета со сверкающим от голода взором. Но по истечении этого срока полностью расплатилась с банком.
В жизнь Саши Стриженовой подруга вновь ворвалась, размахивая фатой.
«Замуж выхожу!»
Надо сказать, в свою квартиру Исаева регулярно приводила брошенных собак, помоечных кошек и прочих четвероногих бедолаг, обиженных судьбой. Бесприютная эта дрань отъедалась на исаевских харчах, залечивала лапы, глаза и уши, после чего пристраивалась в хорошие руки.
Галя Исаева до слез жалела убогих зверушек.
Только этим Саша могла объяснить ее скоропалительное замужество.
Муж был их бывший однокурсник, тоже выкинутый за борт на третьем курсе: плюгавенький длинноносый и косоглазый юноша невообразимо унылого вида. Ослик Иа-Иа рядом с ним показался бы агентом по продаже оптимизма и безудержной радости.
Ни к какой продуктивной деятельности муж не был способен. Основная функция его, как у персидского кота, заключалась в том, чтобы выразительно раскинуться на диване и лежать целый день, иногда снисходя до обеда.
Поначалу Саша надеялась, что Галя пойдет по накатанному пути, то есть изведет у подобранца блох, приучит к лотку, а затем пристроит в хорошие руки. Но время шло, и стало ясно, что муж прочно обосновался в квартире. «Я по натуре созерцатель», – говорил о себе Арсений. «Ты по натуре кадавр», – хотелось ответить Саше, но она сдерживалась.
