– Неужели тебе совсем неинтересно? – В воздухе повисла тишина, и я понял, что дальше притворяться внимательным слушателем у меня не получится.
– Конечно, интересно, – кивнул я. Кивок получился неловким – как-то по диагонали, будто мое тело отказывалось обманывать кузена и придумало нечто среднее между утвердительным и отрицательным ответом.
– Тогда повтори, что я сказал? – попросил Грант.
– Прости, Грант, я задумался.
– Рассказываешь тебе, рассказываешь, и никакого толку.
– Прости, мне действительно интересно. Просто отвлекся на минуту.
– Ладно! – Грант набрал в грудь воздух и приготовился начать свой рассказ сначала. – Так вот – совершенно непонятно, что случилось с речкой Аджибейкой!
Аджибейка, точно. Это слово отозвалось в памяти как уже слышанное. Забавное словечко. Оно даже на секунду отвлекло на себя мое внимание, когда Грант рассказывал о ней в первый раз. Точно-точно. Я тогда как раз думал о том, как хорошо иметь какое-то увлечение, гореть чем-то по-настоящему. Заниматься чем-то таким, что могло бы снова и снова приносить радость, делать жизнь более осмысленной. Как археология у Гранта. Или он антрополог? Или просто историк? Не важно, главное – поиск каких-то черепков приводит его в экстаз, в который меня не может привести… да, наверное, ничто не сможет доставить мне такого удовольствия, какое испытывает Грант и ему подобные увлеченные люди.
«Так вот, ее русло…» – где-то фоном слышался голос Гранта, и я понял, что меня снова уволакивает куда-то прочь от истории про речку. Я напряг все свои силы, чтобы больше не отвлекаться.
Ужин подходил к концу, и я надеялся, что завтрашний день будет хоть как-то отличаться от сегодняшнего. И вчерашнего. И позавчерашнего. И… хотя нет, в среду я был еще в городе. Шумном, жарком и суетном. Мне тогда показалось, что перемена места пойдет на пользу. И вот я здесь – суета уступила место скуке. Шум и жар – остались. Только от жары негде было спрятаться. Кондиционер в нашей квартире отсутствовал, и огромный вентилятор под потолком еле-еле разрезал своими тяжелыми деревянными лопастями влажный горячий воздух. Его конструкторы, похоже, не рассчитали мощность.
Чем бы я ни пытался заняться, краем глаза я все равно видел это мельтешение, и голова начинала раскалываться. Так что находиться в своей комнате я мог только с закрытыми глазами. Уснуть получалось с трудом, и я часами лежал, раскинув руки, погруженный в странное медитативное состояние между сном и явью, перебирая события своей жизни и путь, который привел меня в это странное место.
Утром приехала Рита. Я еще не вставал, но слышал, как Грант возится в ванной. Потом был какой-то шорох в холле, щелкнул замок, скрипнула половица, приглушенные голоса превратились в шепот, потом в какое-то мурчание. Встреча влюбленных. Я дал им еще полчаса и вышел из своей комнаты, только когда из кухни донесся запах свежесваренного кофе. Надеюсь, у них все хорошо, и Рита не выселит меня из моей комнаты. Им же, скорее всего, будет вполне уютно в одной спальне. Влюбленные же так обычно поступают.
Хотя и не всегда. Мы с Мартой даже в самом разгаре нашего романа предпочитали спать раздельно. Может быть, именно поэтому наш брак и продержался так долго – целых двенадцать лет. Живи мы в одной комнате, мы, наверное, взвыли бы уже на второй год. Спать раздельно очень облегчает развод, скажу я вам. Нет никаких ненужных ассоциаций. Твоя кровать всегда была в первую очередь твоей. Ничего и не поменялось. Мне кажется, если б Марта не захотела переехать ради карьерного роста, мы бы всю жизнь так и прожили. Но – слово за слово, и вот – безо всяких обид и упреков – выяснилось, что мы хотим от жизни совершенно разного. Она хочет еще два года интенсивной карьеры, а потом ребенка. А я вообще не знаю, чего хочу. И, похоже, даже не уверен, что хочу это знать. Так, по взаимному согласию, после двенадцати лет совместной жизни, практически накануне моего сорокалетия – мы развелись. Сейчас, год спустя, совершенно непонятно зачем я оказался со своим кузеном-археологом близ какого-то монастыря в богом забытом месте без интернета и кондиционера.
Грант и Рита вращались в одной тусовке. Как я и рассчитывал, после приезда Риты Грант переключил фокус своего археологического восторга на нее, и мне больше не приходилось играть роль собеседника. На что я не рассчитывал, так на то, что буду скучать по этим рассказам. Периодически я ловил себя на том, что пытаюсь вникнуть в суть разговоров Гранта и Риты, уловить их логику, понять, над чем они смеются. Неожиданно для себя я обнаружил: то, что раньше казалось мне невыносимо скучным, постепенно обретало какие-то оттенки тайны. А любая загадка разжигает любопытство. Особенно заманчивой всегда кажется та беседа, в предмет которой тебя больше не посвящают.
В тот день я проснулся в полной тишине. Что-то жгло мне голени. Лучи солнца, разрезанные створками жалюзи, сильно пекли ноги. Так я понял, что проспал почти до полудня. Я выполз из комнаты. Ни Гранта, ни Риты. Видимо, сегодня они ушли очень рано. В раковине стояли две чашки. Я включил кофеварку и пошел в душ.
Время тянулось. Я не знал, чем заняться. К двум часам я разобрал наконец свой чемодан. Развесил вещи в шкафу. Разложил свои туалетные принадлежности в ванной. К трем я перемыл всю имеющуюся в квартире посуду – теперь ей не противно было пользоваться. Навел порядок на кухонном столе. Мы – все трое – использовали этот стол не только как обеденный, но и как письменный. Заваленный книгами, бумажками, распечатками и проводами, он совершенно не вписывался в кухонную эстетику. Я сложил все в более-менее аккуратные стопки, и кухня заиграла новыми красками. Я положил на стол найденные в хозяйских закромах льняные салфетки, приспособил под приборы и поставил по центру симпатичный кувшинчик, найденный в моей комнате. Красота!
Я пообедал, снова помыл за собой посуду, налил себе холодного пива и сел за свежеубранный стол. Просидев какое-то время, я критически посмотрел на стопки, в которые только что сложил бумажки. Они, казавшиеся хорошим решением проблемы беспорядка еще полчаса назад, на фоне наведенного уюта выглядели некрасиво. Я решил сложить их поровнее.