Митч знала: у неё был шанс избежать наказания, но она не могла уступить мистеру Эндрюсу, во-первых, не привыкла так поступать, во-вторых, для неё он все еще был всего лишь Шон. Баламут и распиздяй. А еще лучший друг её брата. Будь только Ноа здесь, она бы нашла веский повод достать Шона и отомстить руками брата, но Ноа давно уже нет рядом и просить помощи Митч не стала бы. Ей уже давно не двенадцать. Прикрыть от родителей, взяв вину на себя, оставить лучший десерт ей, купить первую пачку прокладок – раньше это было нормой, но Митч полагается только на себя. Так проще.
– Урод! – говорит вслух Митч в пустой аудитории, откидывая написанные листы подальше от себя на чувствах.
Листы предательски рассыпаются по столу и даже падают на пол, абсолютно теряя порядок. Митч хочется материться и перевернуть все в этом чертовом пространстве, но вместо этого, прикусив губу, Митч садится на корточки и собирает листы.
Кожу на коленях тянет от ссадин после того, как она упала перед университетом. Из-под корочки появляются капли крови, и Митч боится запачкать листы, поэтому быстро встает и разбирает на столе порядок в записях, ненавидя этот день.
– Ты закончила? – В дверях появляется Шон с хитрой улыбкой, заставляющей Митч всю сжаться. Что он вообще задумал? Ещё одно такое наказание она точно не выдержит: переписывать параграфы и отвечать на вопросы она научилась уже в начальной школе, Шон как специально выбрал задание, которое больше всего её разозлит и выведет из себя. Стоило ли Митч вообще обзывать его несведущим дураком при всей группе, когда он ошибся в исторической дате? Нет, она точно не могла по-другому, он выводил её долгие – почти бесконечные – две недели, просто не выдержала такого давления. Митч боится признаться в настоящих причинах её ненависти к Шону, вспоминать прошлое и старые обиды она не будет – это выше неё.
– Закончила, – Митч сдерживает язвительные слова, которые готовы сорваться с языка, лишь бы в очередной раз задеть его.
Шон медленно подходит к Митч, буквально прожигая её взглядом, отчего хочется накинуть на тонкую блузку, как минимум, пальто. Останавливаясь в паре шагов, Шон томно выдыхает, горячий воздух попадает на кожу Митч, по её телу пробегает приятная дрожь. Митч резко выкидывает руки вперёд, протягивая смятые листы, практически касаясь груди Шона. Его рубашка расстёгнута на верхние пуговицы, откуда выглядывает россыпь тёмных родинок – она хорошо их помнит по теплым дням, которые они проводили втроём на заднем дворе их дома. Тогда она попадала в плен обнаженного тела Шона и мечтала хоть на секунду прикоснуться к нему, почувствовать тепло – на большее не могла и надеяться плоскогрудка двенадцати лет. Возможно, именно тогда она влюбилась в Шона, в его потрёпывания по голове, когда он приходил и в то, как от него пахло после игры в мяч, когда он плюхался рядом с ней на шезлонг, задевая плечом.
Теперь же Митч с трудом могла признаться, что всё ещё мечтает прикоснуться к Шону, увидеть вновь его обнаженное тело и чтобы он, как раньше, легко и непринужденно сел рядом с ней близко-близко.
– Митч, – Шон, забирая бумаги, касается её запястья. – Надеюсь, это первый и последний раз, когда я тебя наказываю.
– Вот это прям вряд ли! – с издёвкой произносит Митч, отдёргивая руку от прикосновения. За секунду рюкзак оказывается на плече и быстрыми шагами она оказывается у двери, намереваясь покинуть помещение, университет, но в первую очередь – Шона. От греха подальше.
– Погоди! – Шон аккуратно затягивает её в аудиторию обратно, закрывая дверь. Митч не успевает опомниться, как оказывается сидящей на столе, а Шон стоит на коленях перед ней. Он мягко удерживает её за голень, когда она собирается спрыгнуть, доставая из кармана какой-то предмет. – Я обязан это сделать.
Митч чувствует желание и проклинает тело за такую реакцию на Шона, но, выдыхая, она замечает всего лишь пузырёк антисептика и лейкопластырь. Шон медленно открывает бутыль, Митч представляет прикосновение, такое же приятное, как к руке, но больше хочется сбежать. Так будет для них проще. Шон опускает руку на парту, рядом с её ногой, и обрабатывает рану сначала на правой колени, потом – на левой, не касаясь её пальцем. Разглаживая лейкопластырь, Шон касается кожи, отчего Митч сжимает живот, настолько это неожиданно. А ещё… приятно.
Шон отходит от стола, смотря на свою «работу». Его взгляд слишком долго держится на ногах Митч, а ещё на юбке, отчего она краснеет. Опустив голову, она собирается выскочить за дверь и бежать так долго, пока не остановится сердце или не начнёт задыхаться.
Рука уже на ручке, поворот и она на свободе, но к спине практически прижимается Шон, выдыхая ей в волосы:
– Что ты скажешь на это, Митч? – Его пальцы пробегают вдоль позвоночника, касаясь края рубашки. – Не такая ты и смелая, как тебе кажется.
Шон проводит рукой по обнаженной коже под поднявшейся рубашкой. Митч надо всего лишь открыть дверь и побежать, но она как будто приросла к месту и к этим чувствам, которые она испытывает. Никто не делает это как Шон. Митч встречалась с парнями, только то был всего лишь отблеск в ночи, Шон же – взрыв, способный разрушить всё. Снова. Её сердце, разум, мечты.
– Мы… – Митч пытается найти повод уйти, прийти в себя и найти слова, которые остановят Шона – падать в пропасть Митч не планировала, один раз она уже выбиралась из неё одна.
– … не можем? – Шон прижимает Митч к себе, вдыхая запах волос и касаясь живота ладонью. – Я сказал это давно, неужели ты все ещё обижаешься?
Если секунду назад Митч плыла, буквально растекалась от прикосновений Шона, то его слов хватает на то, чтобы она с силой оттолкнула его и, развернувшись, ударила по лицу.
– А что ты скажешь на это, мистер Эндрюс?
Ладонь у Митч горит ещё долго. Пока она бежит по коридору и сбегает с лестницы, даже когда оказывается на остановке – боль преследует её и заставляет думать о Шоне. Снова и снова проживать моменты, не в силах забыть. Она всё ещё любит его, но не позволит снова разбить сердце. Одного раза ей хватило.
