Один персонаж. СЮЗАН, молодая женщина тридцати лет.
Декорация: кафедра на пустой сцене.
(В начале светом залита вся сцена, но постепенно световая зона начинает сжиматься, по ка освещенной не остается одна кафедра. Вот тут появляется СЮЗАН. Ей тридцать, она симпатичная, интеллигентная, худощавая и нервная, определенно напряжена. Дышит тяжело, словно очень торопилась. Несет книги и конверт из плотной бумаги, из которого достает листы с текстом и раскладывает на кафедре. Проделывает все медленно, давая себе время собраться с мыслями. Наконец поднимает голову, оглядывает зал, вроде бы пребывая в некотором недоумении, откашливается и начинает говорить).
СЮЗАН. Сегодня, думаю, пришло время, когда нам пора поговорить… (Замолкает вновь, оглядывается, раздраженная, словно класс никак не может успокоиться). Сегодня, наконец-то, нам нужно поговорить об иллюзии… (Снова замолкает, ее определенно отвлекают мысли о чем-то другом). Сегодня мы поговорим… Пожалуйста, успокойтесь… О других людях. (Уверенности в голосе прибавляется). Сегодня мы поговорим о других людях. Тема эта, я не сомневаюсь, увлечет вас так же, как увлекает меня. (Пытается раскурить сигарету). И с проблемой других людей, разумеется, напрямую связана… (Не может раскурить сигарету). У этого огня, похоже, характер, так? (Еще попытка). Проблема других людей… (Сдается). Она напрямую связана… Не получилось у меня, видите…Закурить… С проблемой… Несомненно, не получалось у меня и многое другое, но в данный момент я говорю только о раскуривании сигареты… напрямую связана, как я и сказала, с темой боли вообще.
Человек может задаться вопросом, как впечатлительный палач, а может ли боль одного быть разделена другими людьми каким-либо определимым способом. Существует ли что-то конкретное, именуемое болью других людей? Боль тех, кого человек любит или любил. Боль тех, на кого человек хочет наслать боль. Пусть прочувствуют ту самую боль, которую испытываешь ты. Может быть что-то определенное в этих вопросах? (Вновь попытка раскурить сигарету). Здесь, похоже неопределенность, скорее, правило, чем исключение, вы согласны? Словно речь о современной физике, с которой есть что-то общее, если подумать… (Ей удается зажечь спичку)… Чудо… (Наблюдает за огоньком)… По мнению Гераклита, огонь – основа всего. (Она словно загипнотизирована огоньком). Если мы предположим, что под огнем Гераклит подразумевал… (Пламя обжигает ей пальцы. Она тушит спичку). Ой! Боль, сами видите. Если мы предположим, что под огнем он подразумевал что-то вроде энергии, того, что мы сейчас называем энергией, тогда мы можем повторить сказанное Гераклитом слово в слово, мы может принять его утверждение, что все сделано из огня, все начинается в огне и заканчивается в огне, что энергия – это огонь, и огонь – причина всех изменений в пире, то есть и всей боли.
У нас, разумеется, или изменение, или смерть. Отсутствие изменений – это смерть, хотя присутствие, полагаю, не обязательно жизнь, но в любом случае, когда ресь о жизни, изменения более или менее синоним, или, по крайней мере всегда сопровождаются определенной долей страданий. Поэтому, или смерть, или страдания. И это возвращает нас к тому, кто страдает, то ли к другим людям, то ли к нам самим. Мы можем взять, если хотите, и даже если не хотите, потому что это мой курс, ведь так, да, так приятно в это верить, знаете ли, но возьмите, к примеру, самую тривиальную встречу, допустим женщина, да, женщина приходит в офис другой женщины, в любой осенний день.
Пишущие машинки щелкают, как зубы, люди снуют взад-вперед, как маленькие роботы, а в кабинете очень странное произведение искусства на застекленной полке: механическое устройство с искусственными зубами, которые с щелчком смыкаются, если потянуть за набольшую рукоятку. И допустим, женщина, которая в этом офисе главная, спрашивает женщину, которая в офис пришла, как она, в порядке ли, все у нее зашибись, жизнь – словно песня или ваза с отборными вишнями, короче, как она?
И что, эту женщину действительно ЭТО волнует? У женщины, которая в офисе главная, могут вообще возникнуть какие-то эмоции по отношению к женщине, которая сюда пришла? А если возникли, настоящие ли они? А если и настоящие, придаст ли им женщина, которая в офисе главная, какое-то значение? Ох, едва ли, потому что женщина, которая пришла в офис, никто и звать ее никак, во всяком случае для нее, женщины с клацающими зубами. Которая теперь будет проходить у нас, как офисная женщина.
«Я понимаю, у вас выдались тяжелые времена», – говорит офисная женщина, и машина с зубами за ее спиной замирает, затаив дыхание.
«Тяжелые времена?» – Переспрашивает женщина, которая не офисная, женщина из Цинциннати, давайте назовем ее преподавательницей, преподавательницей философии, или литературы, или философии литературы, а это восхитительная дисциплина, потому что те, кто ее преподают, могут не знать ни одной из двух его составляющих, или литературы фи…. Ладно, она из Цинциннати, и это не ее офис, и она это знает, и давайте назовем ее Сюзан, это красивое имя, оно так нравилось моим родителям, это даже МОЕ имя, это автобиография, спросите вы, или чуть завуалированная автобиография, возможно, или психологический ремонт на ходу, или аутоэротизм, или… (Пауза. Она словно выходит из транса и понимает, что лекция вышла из-под контроля. Шумно сглатывает слюну, отбрасывает волосы с лица и улыбается). Прошу извинить. Меня понесло, так? Разумеется, понесло. Вы думаете, я красивая? Если бы я задрала юбку, вам бы это понравилось? Подвигло бы на подвиги? (Пауза. Она смотрит в зрительный зал). Но я отвлекаюсь. (Пауза).
Итак, женщина, которая не офисная, из Цинциннати, и зовут ее, возможно, и нет, Сюзан, спрашивает, невинно, широко распахнув глаза: «Тяжелые времена? Что за тяжелые времена?» – Она действительно уезжала из Цинциннати и, возможно, даже не отдавала себе отчет, что переживала тяжелые времена, хотя в какой-то период в прошлом времена для нее были очень тяжелые, кажется, в Цинциннати? «Нет? Извините».
«У меня все прекрасно», – говорит Сюзан.
«Значит, сейчас вы чувствуете себя лучше», – говорит офисная женщина, мягко, обтекаемо, очень осторожно, ибо она тут главная, председательница, председатель женского пола, вот и делает все очень осторожно, так? И Сюзан-из-Цинциннати видит, что при улыбке зубы офисной женщины такие же, как и у машины на полке за ее спиной, а в общем зале печатные машинки щелкают так, будто зал этот полом искусственных зубов.
«Лучше, чем когда?» – спрашивает Сюзан, возможно, с легкой ноткой угрозы в голосе.
«О, – говорит офисная женщина, – сделать нужно так много, а времени недостаточно».
