Лейли раз за разом включала запись встречи астронавтов.
Жадно смотрела на невероятно изменившегося, вновь постаревшего Дана. На Эю, которая все эти годы была с ним. На их детей.
Дан прилетел. Дан!
Ну и что? Ничего не изменится.
Думала о нем – всё время, даже надеялась на что-то: он заполнил её всю. Ещё с того далекого времени, когда он доживал свои последние годы перед обновлением. Всё вылилось в одну единственную встречу перед их отлетом. Промелькнувшую как единый миг. Самый светлый в жизни.
Почему – не можешь жить как все? Пользоваться полнейшей свободой, сплетать пальцы и быть близкой с тем, кто в данную минуту нравится? Почему?
Отчего взволновали так когда-то рассказы Лала о любви – чувстве, которое теперь не знают, а в былые времена видели в чем чуть ли не главный смысл жизни? Начала читать тогда о ней: конечно, только произведения былых эпох – в современных о любви и не упоминали. И жажда самой испытать её пробудилась вдруг и превратилась в осознанную мечту. Тогда же впервые и познакомилась с Даном, который был личностью легендарной, – особенно после рассказов Лала.
Снималась в книгофильме, который ставил Лал. Дан приехал на репетицию. Он был стар и дряхл. Бесполезно было протягивать навстречу ему руку, ожидая ответного прикосновения пальцев. Тем более странным оказалось, что не могла не думать о нем, и что ни один другой больше не был нужен.
С ещё большей жадностью слушала рассказы Лала о нем. Как великого счастья ждала его появления на репетиции, съемке, спектакле. Высшей наградой считала услышать его похвалу твоей игры от Лала.
Но, как и все, скрывала свое чувство от других. О нем не знал даже Лал.
Приближался час, когда ему предстояло пройти обновление: получить новое тело – и с ним вторую жизнь и молодость. Пригласил, вместе с Лалом, на прощальную встречу. Была надежда встретить его уже обновленным, когда можешь стать нужной ему. Но обновление могло и не удаться, и эта мысль не дала остаться сдержанной, как всегда.
– Приходи обновленным, – тебя будет ждать моя страсть, – пользовалась привычными выражениями. Он слегка улыбнулся в ответ.
Все годы, пока голова его срасталась с новым телом, ждала его. Но, вернувшись, он не вспомнил о тебе. Ты опоздала, всего на несколько часов: когда увидела его уже молодым, красивым, он не сводил глаз с другой, сидевшей рядом с ним.
И потом – он все время был с ней. Здесь и там. Вместе улетели и вернулись обратно.
Та негаданная единственная встреча с ним – всё, что тебе досталось. И ты была тогда, как безумная.
После их отлета показалось, что осталась совершенно одна: с ними улетел и Лал. Лишь он мог понять, ему одному могла бы решиться доверить свою тайну.
Кое в чем годы их отсутствия не прошли даром: познакомилась с теми, кто поддерживал личную связь в течение долгого времени. Это не было случайным, но встретиться с ними долго не удавалось: они были довольно редким исключением из общего правила. Единственное, что поначалу можно было заметить – что они много чаще обычного вместе.
Догадаться о характере их взаимоотношений мог не всякий. Как и все, они не любили говорить о своей личной жизни – далеко не сразу удавалось откровенно поговорить с ними об этом. Приходилось терпеливо ждать, когда можно будет задать вопросы, не рискуя не получить ответа, а до этого – лишь наблюдать да подмечать: благо, профессиональные навыки немало тому способствовали.
По мере того, как удавалось узнавать этих людей, сильней и сильней тянуло к ним. Их отношение друг к другу, привязанность, теплота – всё, что увидела у них, особенно остро дали почувствовать, чего недоставало самой.
Ведь были же друзья – и очень близкие. Был когда-то Лал. А это – всё-таки – было чем-то совсем другое. Иные оттенки, более соответствующие каким-то потребностям собственной души, долго не осознаваемым.
Этих людей всё больше появлялось в числе постоянных знакомых. Они привыкали к ней, и порой сами говорили о том, о чем она даже не догадывалась. Становилось ясней и понятней то, что было в старинных книгах, о чем говорил Лал: его слова всё чаще приходили на память.
И, наблюдая их совместную жизнь, всегда видела его рядом с собой – Дана. Иногда даже позволяла себе представить, что он вернется и всё-таки будет с ней. И она станет как одна из этих редких женщин, самых счастливых – понимают ли они это или нет.
Но надежда тут же гасла: он далеко-далеко, на другой планете. С ним Эя – за долгие годы пребывания там он ещё больше привыкнет к ней.
И всё же – их отношения, Дана и Эи, отличаются оттого, что знакомо теперь: они не одни, с ними Лал – Эя близка с обоими. Так почему Дан не может быть близок и с ней? С ней и Эей одновременно – как Эя с ним и Лалом? Почему не может найтись ей место рядом с ними? Эта мысль, появившись, не исчезала: во что-то должна была верить. И ждала, когда он – нет, когда они – вернутся.
Каждый год хоть раз была на острове, где жизнь дала встречу с Даном. Там, лежа на траве лицом к ночному небу, отыскивала она созвездие Тупака, где находились они. И мысленно была с ними.
Никто не знал, что ей нужно. Ни ближайшие старые друзья, для которых всё это было бы непонятно. Ни даже новые, счастью которых завидовала, но которым не смела говорить о себе.
Её успех на сцене ещё более вырос с годами – и по-прежнему считалась она самой красивой женщиной планеты. Многие страстно желали её, но даже мысль о близости с кем-то кроме Дана была для нее невозможна. Лишь редко-редко – как отправление малоприятной, но, к сожалению, необходимой потребности – вызывала домой гурио, которого сразу же потом отсылала.
Но Лала нет – он погиб. Давно: в самом начале. Они были там вдвоем. Столько лет.
И дети! Что значит это?
Надо увидеться с ними. Только это будет не скоро: после прилета на Землю – долгий карантин; к тому же вид у них ужасный – лечение будет длительным.
Но потом она постарается встретиться с ним – как можно скорей. Если увидит, что совершенно не нужна ему, будет говорить только о Лале: ведь он был её близким другом. И уйдет навсегда, постарается его больше не видеть. Чего бы ни стоило!
Ведь она уже привыкла. За столько лет.
Никто не догадывается, что творится в её душе. Великая Лейли – прекраснейшая женщина Земли, гениальнейшая актриса, всегда потрясающая своей игрой сотни миллионов сидящих у экранов и тысячи счастливцев, получивших по жребию право непосредственно присутствовать на спектакле. Широко раскрытые глаза, напряженная тишина, слезы. Буря аплодисментов. Но разве хоть кто-нибудь из них знает, что один из источников такой глубины её игры – боль и страдание?
