– Значит, так, – твердо произнес Владимир Синегоров, решительно вставая из-за стола.
И из-за закипающего в нем раздражения на неуступчивость собеседников непроизвольно стукнул кулаком по столу переговорной.
В комнате наступила полная тишина. Она даже не колыхалась – она застыла. Люди в темных костюмах с дорогими галстуками, сидевшие за столом перед Владимиром и так же внушительно поднявшимся вослед за ним Виктором, все как один смотрели в середину стола, опустив головы, как бы все вместе ища там опору против того, что сейчас скажет старший Синегоров, но не находя ее.
Словно они понимали обреченность своего сопротивления и необходимость выполнить все, что он скажет – до единого слова.
Виктор даже подумал, что они похожи на обезьян перед мудрым и медленным удавом Каа из советского мультика про Маугли – так уморительно они смотрелись в своей коллективной покорности – но усилием воли сдержал улыбку.
Однако Владимир в этот момент действительно выглядел грозно.
Теперь, когда братья Синегоровы объединились и действовали вместе, их оппоненты почему-то стали иногда откровенно побаиваться приезжать к ним в офис. Наверное, из-за гренадерского роста и богатырской мощи их обоих, а особенно – из-за крутого нрава Владимира (хотя он никогда еще, ни одного раза, ни словом жестким, ни делом резким не дал реального повода опасаться его). Оппоненты приглашали их к себе в офисы, Синегоровы соглашались и приезжали к ним, а принимающая сторона все равно нередко трепетала перед ними. Поэтому чаще всего братья ставили ультиматумы и уезжали – а их противники по электронной почте присылали документы о своей капитуляции.
Так получилось и в этот раз. Владимир продолжил суровым голосом:
– Вы должны сделать допэмиссию акций так, чтобы лично у нашего клиента вновь было двадцать четыре процента акций, а у его головной компании – двадцать восемь процентов, и чтобы в новом составе совета директоров четыре человека из семи были назначены им.
Зачастую ультиматумы выполнялись как решительно обоснованные Владимиром и/или убедительно аргументированные Виктором. Однако даже обоснованное и аргументированное требование всегда нужно заявить так, чтобы оно не предполагало каких бы то ни было обсуждений и воспринималось как непременно-обязательное для выполнения.
И Синегоровым успешно удавалось их так заявлять.
– Это наше последнее предложение, – весомо сказал Владимир.
И как-то само собой ощущалось, что это действительно последнее предложение с их стороны.
– Если ваша команда не выполнит это и не восстановит права нашего клиента, мы пойдем и в арбитражный суд – с исками, оспаривая все, и в полицию – с заявлением о мошенничестве, совершенном по предварительному сговору вашими топ-менеджерами как организованной группой.
Те самые топ-менеджеры по-прежнему сидели, потупив взгляды в серединную точку переговорного стола, и не смотрели на Синегоровых. Они не кивали, но было ясно, что возражений нет. Все понимали, что в случае неисполнения требования Синегоровы выполнят то, о чем только что сказал старший из них.
Братья одновременно взяли свои портфели и пошли к выходу из переговорного зала весомой ровной могучей поступью. Условия договоренности в интересах их доверителя Владимир озвучил настолько четко, что спрашивать, понятны ли они, не приходилось.
Владимир обычно не прощался. Виктор как человек более культурный все же говорил «Всего доброго» – однако с высоты его почти двухметрового роста это пожелание, сказанное пусть и доброжелательно, но строго, все равно воспринималось как продолжение поставленного ультиматума, как завершающая точка в тексте письма – и будто бы окончательно вколачивало такое впечатление.
Братья прошли по коридорам мощным шагом; сотрудники этого офиса предусмотрительно отступали к стенам.
Они сели в машину и поехали в свой офис.
Вел машину Владимир. Когда они при создании своего единого бюро обсуждали, кто будет за рулем при совместных поездках, Володя настоял, что водить будет он. Витя водил уверенно, но аккуратно – а вот Володя водил машину так же, как в детстве дрался: решительно наступая на противника и показывая ему, что он готов к драке и не собирается уклоняться от нее. Видя такой его настрой, противники зачастую отступались, и Володя оставался победителем. Теперь же, видя его решительный напор, часто отступали водители других машин – и поэтому, когда рулил Владимир, они с Виктором приезжали к цели быстрее.
Хотя в целом Володя правила соблюдал.
Единственно что – Витя убедил Володю ездить на «БМВ».
В дороге они чаще обсуждали рабочие, нежели личные вопросы.
– Слушай, у нас же на сегодня еще встреча есть? – спросил Владимир.
– Да, – подтвердил Виктор, – с Ириной Федоровной Ласкариной.
– А что там за дело?
– Кто-то претендует на наследство ее отца.
– О как! – цокнул Владимир. – Ну, это по твоей части.
Помолчали.
– Слушай, а может, ты сам проведешь эту встречу? – спросил Владимир Виктора, повернув к нему голову.
– Ты вперед – на дорогу – смотри! – мягко, но назидательно проговорил в ответ ему Виктор, кивая в сторону дороги. – Давай эту встречу проведем вместе, а там я возьму это дело себе.
Весенняя Москва, оставаясь за окнами авто под рукой уверенного водителя, внушительно проезжавшего по улицам и решительно поворачивающего на перекрестках, все равно даже в пасмурную погоду радовала своим едва-едва обещающим скоро позеленеть видом, настраивая на добрый лад. Неизбежная мартовская грязь на тротуарах и дорогах, конечно, угнетала, но уже настойчиво вдохновляла надежда на скорое расцветание природы – как бы возвышенно это ни звучало в таком будничном смысле.
Ирина Ласкарина приехала на встречу точно вовремя. Дама лет тридцати пяти – сорока, высокая, крупного телосложения, очень подходящего ее характеру: со всей очевидностью проявлялась ее властность и привычка командовать – причем командовать так, чтобы ей подчинялись. Ее отличал прямой взгляд, открытый, даже как бы резкий, но – честный; от нее явно следовало ожидать неприятной правды, но зато – истинной правды. Черные глаза очень хорошо сочетались с черным каре ее коротких жестких волос. Создавалось впечатление, что эта несомненно умная женщина не придает какого-либо особого значения внешности.
Общение с нею обещало оказаться весьма непростым, но зато —интересным.
После взаимного представления и приветствия Ирина Федоровна рассказала свою историю, приведшую ее к братьям Синегоровым:
– Мой папа, Федор Максимович Ласкарин – создатель корпорации «Никея». Вы о нем наверняка слышали.
– Да, конечно, слышали, – подтвердил, кивнув, Виктор.
Ирина Федоровна тоже кивнула.
– Так. Я его старшая дочь, он привлек меня к руководству корпорацией еще пятнадцать лет назад. У меня есть две младшие сестры, Мария и Евдокия. Папа давно решил, что весь бизнес унаследую я, моим сестрам он дал большое состояние как приданое, чтобы не делить компанию. Маша вышла замуж за венгра, Дуся – за француза. Моего мужа, Ватациса, папа давно уже назначил генеральным директором корпорации, чтобы мы вместе с ним управляли компанией. Часть активов папа переписал на меня еще при жизни, часть я сейчас оформляю, чтобы все было в одних руках.
