Здравствуй, Город. Мои ноги робко проверяют устойчивость платформы. Я здесь, я вернулась. Нежданная гостья, утратившая свое место. Я знаю, что ты не ждал меня, потому что внутри тебя нет никого, кто помнил бы обо мне. Ворваться в твой улей – дерзость с моей стороны. Отчаянная дерзость бессилия. Я не знакома с тобой близко, но в моих мечтах ты питал меня светом, когда темнота моей жизни казалась неприступной. Здесь никому нет до меня дела, и именно это делает тебя безопасным.
Я в темно—сером, моя сумка пропитана пылью частых разъездов, волосы собраны в мышиный хвост, на лице нет макияжа. Глаза утратили свой голубой оттенок, и не выбиваются из моей невзрачной серости. Я не контрастирую с тобой. Я сливаюсь, хотя при этом, кажется впервые в жизни, чувствую себя отчетливо отдельной. Сердце стучит в твоем темпе, синхронно с тобой. Я ловлю ритм потока толпы, вырывающейся из ворот вокзала. Границы между миром дорог, и миром домов. Миром одиночества и миром принадлежности.
Я внутри города, но пока еще одинокий путешественник. Внешний переход опережает внутренний сюжет. Но в тот момент мне кажется, что все былое остается за этими воротами. Прошлое покидает меня, я отрезаю его своим поспешным бегством. Дверь захлопывается. Я – новорожденная Афродита, еще не знакомая со своей красотой.
Я сберегаю силы на ориентирование, и следую за основным потоком толпы, который разделяется на несколько рукавов. Впитывать запах города, и искать свою тропинку я буду потом. Сейчас мне важно прикинуться своей, знакомой со всеми его законами. И нет более простого пути в этом, чем повторять за большинством. Троллейбус, центр, газетный киоск, «сдается комната». Скоро у меня появится первая опора. Я чувствую себя в безопасности, когда мне есть где укрыться от ночной тьмы.
Найти жилье поздней осенью – непростая задача, но мои требования скромны, я готова почти на все. Мне везет, уже первый адрес меня устраивает. Туалет на улице, две соседки, сладостный шум трамвая за окном, хозяйка живет в отдельном домике. Бросаю сумку, и бегу мерять шагами ближайшие окрестности своего временного пристанища.
Моросит дождь, все вокруг расцвечено куполами зонтов. Серость этого города обманчива и коротка. То тут, то там вспыхивают яркие пятна розовых туфель, бронзовых крыш, иллюминированных вывесок, броских афиш. Люди, живущие здесь, не терпят серости и тоски. Они хотят быть замеченными. Мне это подходит, я готова замечать. Я очень тщательно наблюдаю, почти с фотографической точностью. Мне предстоит наполнить свою пустоту новыми историями, заместить свое чужим. Я поступательно выдыхала свое прошлое, и сейчас готова вдыхать мир. Пустота кажется мне черной дырой внутри, но я не подозреваю, что черные дыры совсем не пусты, а наоборот. Пока я нахожусь в счастливом неведении, гармонии новизны, включенности всей собой в разворачивающееся вокруг настоящее. Меня не смущает, что я наблюдатель. Мне кажется, что это тоже жизнь.
У меня нет карты, я не знаю, куда ведет каждая из кривых дорожек. Я сажусь на трамвай, выхожу на многолюдной остановке. И змейкой иду назад. Это безупречный способ для того, чтобы выйти на знакомую улицу. Именно так я знакомлюсь со всем новым: городами или людьми. Бросаюсь в неизвестность, а потом ищу путь назад. Однажды это завело меня в тупик, но сейчас я об этом не помню, ведь нежелательная память заперта за воротами вокзала.
Дожди атакуют город не первый день, тротуары беспросветно поглощены лужами. Резиновые сапоги мне бы сейчас пригодились. То и дело выхожу на обочину дороги. Проехав всего пять трамвайных остановок, я два часа возвращаюсь назад. Улицы неожиданно закругляются, втекают одна в другую, и пересекаются вовсе не под прямыми углами. Иногда возникает ощущение, что я брожу по кругу, как цирковая лошадь. Иногда попадаю в тупиковые переулки, и вынуждена разворачиваться. Меня успокаивает, что я в любой момент могу спросить дорогу у прохожих. Это помогает моему упорству. Запасные варианты позволяют нам рисковать более беспечно. И вот он миг торжества! Я выхожу на свою улицу с другой стороны, и не сразу узнаю ее. Я выбралась. Промокшая, в каплях мокрой грязи на штанинах и ее комьях на ботинках. Жаждущая тепла, сухости, отдыха и сна. Никто так не ценит уют, как те, в ком бурлит дух бродяжничества.
Я пока в одиночестве. Сегодня выходной, и мои соседки в отъезде. Мне еще предстоит с ними познакомиться. Завтра я отправлюсь искать работу, создавать еще одну связь с этим городом. А сегодня я проваливаюсь в столь вожделенное беспамятство мягкой кровати.
***
Мои щеки пылают от жара в то время, как все тело очень бледное. Я содрогаюсь от кашля, грудная клетка судорожно сжимается, ребра натягивают кожу до предела. Волны гуляют по моему телу, не выбрасывая на берег ничего: кашель непродуктивный. Вскоре на бледном телесном полотне расцветают намалеванные горчичниками маки, лицо оказывается не одиноким в своей красноте. Чуть позже краснеют и распаренные в тазу ноги. Но кашлю все равно бледна я, как смерть, или красна, как вареный рак. Несмотря на все поверхностные манипуляции, он бушует внутри.
Мама хватается за последнее верное средство, ни разу не дающее осечек: ингаляции. Коричневые растрескавшиеся глиняные горшочки дождались своего часа и извлечены из духовки. Раскрыты пакеты с аптечной ромашкой. Дуршлаг и алюминиевая кастрюля превращены в водяную баню. Алхимические приготовления окончены, мне осталось лишь немного подождать пока будет поставлен табурет и окружен двумя стульями: одним для меня, и вторым для мамы. Пока шерстяное одеяло выскользнет из пододеяльника и создаст для нас с мамой особенный близкий мир. Где мы только вдвоем, и даже обжигающий пар – посильная плата за эту близость.
Для некоторых людей болезнь – это холодный тусклый больничный свет, громогласный утренний голос, вещающий об обходе, подписанные продукты в холодильнике и мерзкий запах хлорки, а для меня – это мамины, устремленные на меня глаза; ее тепло, смешанное с паром ромашкового отвара; «Денискины рассказы», озвученные папиным голосом; и никаких чужаков вокруг, кроме изредка появляющегося врача.
***
Я открываю глаза, и не понимаю, где я нахожусь. Первое ощущение, что из сна я вновь попала в сон. А потом в одно мгновение на меня обрушиваются скопом события вчерашнего дня. Тревога стихает, сменяясь спокойной радостью. Ощущение, что в меня вставили новые батарейки. Я привычным способом структурирую дела на сегодня. Мне предстоит объять необъятное: найти работу.
