Запись от 31 августа 2089 года
«…Воспоминания подобны еде. Одни вызывают наслаждение, от других кривит рот, стягивает желудок, будто в него сбросили тяжелый камень. Но, без воспоминаний, как и без еды, невозможно существовать. И качество обоих зависит, в первую очередь, только от тебя…»
Впервые, я услышал эти слова 12 лет назад. Вот, вот должна была закончиться перемена между вторым третьим уроком, а Филиппа все не было. За минуту до того, как стрелка на часах совершила финальный оборот, он раскрыл дверь и вошел в класс, как ни в чем не бывало. Мисс Томсон буравила его взглядом, пока Филипп доставал планшет и с непринужденным видом плелся к ее столу. Мгновенно она выхватила экран Быстро из его рук и на какой-то время нависла над светящейся панелью. Легкость с которым она принялась читать объяснительную записку, постепенно начала спадать. Губы расслабленно поползли вверх, а брови наоборот сбросили напряжение и нависли над веками.
– Значит, ты был в центре “Памяти”.
Робкий, не похожий на ее обычный, командный голос пронесся по комнате, и завис в воздухе, будто принесенный с улицы листок. И этот листок перетянул на себя внимание всех без исключения.
– Да, ходил, и всем советую.
Будто по сигналу, толпа одноклассников сгустились вокруг Филиппа и принялись расспрашивать о процедуре, о нынешних ценах, а главное, о его новых знаниях.
Филипп начал с малого. Пожертвовал парочкой воспоминаний из детства, чтобы, наконец, освоить грамматику. Ему было уже 16, а общий язык все никак не давался. Временами он настолько отчаивался, что отказывался говорить и писать на уроках. Конечно, долго его протесты не могли длиться (у его отца, мистера Уорена, были слишком весомые аргументы, и достаточно увесистая рука). Но после каждой такой оплеухи он зарекался пройти замену, как только стукнет 16. Мы дружили с детства и каким-то балаболом Филипп не было, я точно знал – он пойдет в центр “Памяти” при первой же возможности.
С его первой процедуры прошло 12 лет. С нашего последнего разговора 6. И если вы думаете, что дело в отсутствии времени, вы ошибаетесь. Филипп просто меня не помнит…
Не знаю, на что именно он променял воспоминания о нашей дружбе. Может, на курс мат.анализа? Или ораторского искусства? А может, никакой замены не было, и вчера, когда я увидел его на другой стороне улицы, он нарочно сделал вид, будто не замечает меня; не видит взмаха рукой; неуверенного оклика. Он выглядел вполне счастливым и я буду рад закончить на этой веселой ноте свою первую на сегодня запись.
Дневник я начал вести с шести лет. Первые записи не несли никакого смысла, а скорее были поводом порисовать на полях и отвлечься от занятий. Но ведя пальцем по всем этим черточкам и загогулинам, я ясно вижу образы, которые хотел, но не мог передать в силу возраста. Картины из прошлого, поблекшие со временем, но все такие же знакомые и важные.
«…Нет бессрочных воспоминаний. Есть ощущение бессрочности событий, которые, как нам кажутся, остаются с нами навсегда. Но это такое же ложное убеждение, как человеческое бессмертие. Вот почему важно избавляться от залежавшихся фрагментов и заменять их на новые, несущие больший смысл …»
А это уже слова главы Корпорации. О чем бы он не говорил в своих выступлениях, концовка одна и та же.
Мне почти тридцать, а я ни разу не был в центре “Памяти”. И дело здесь не в моей бесполезности, а в нежелании отдать хоть что-то; пожертвовать хоть чем-то даже самым минимальным.
Раньше все говорили о круговороте денег, а сейчас куда чаще слышишь о круговороте воспоминаний; навыках, переходящих от одного к другому, будто залежавшаяся мелочь в кармане.
Детские воспоминания – одни из самых ценных. Наравне с проф.знаниями они постоянно растут в цене. Чего не скажешь о языках. Кому нужен греческий, когда все страны давно перешли на общий? Однако, даже за этот “хлам” можно получить нечто взамен. Да, оно будет на уровень ниже, и, конечно же, не таким длительным, но…
Как сказал один умник в утреннем телешоу: “Вы должны быть благодарны, что мы поможем вам избавиться от ненужного, а не требовать чего-то взамен.” Что можно получить за курс греческого? Если вы впервые в нашем городе, то должны знать: “Воспоминания могут делиться по значимости и категориям, но есть критерии применимые ко всем. Это время и качество”.
А здесь, как при покупке телевизора, за качество придется заплатить.
К примеру, за курс греческого языка могут предложить пару минут заката где-нибудь на море. Однако, само море будет едва видно, а время проведенное на пляже короче рекламного ролика.
Люди приходят в центр Памяти, чтобы получить нечто конкретное, но иногда соглашаются и на альтернативные варианты. Особенно этим грешат постоянные посетители. Жертвы непрерывного обмена…Для них поход в центр Памяти – все равно, что еженедельная закупка в супермаркете. Только товар они «съедают» сразу. Из своего, родного, у них остается только имя, но даже оно при замене всего остального, ничего не значит.
Корпорация поощряет стремления людей к совершенствованию и всячески подталкивает нас к изменениям. Таких же, как я, называют хрониками. Редкие экземпляры в наше время.
Мы единственные, кто ничего не отдал центру Памяти и ничего не хотел получить взамен. Нас ненавидят, потому что мы тормозим прогресс. Тормозим прежде всего себя. Мы могли бы сэкономить лишние дни, часы на учебу и уже быть кем-то вместо того, чтобы прозябать год за годом над брошюрами и оттачивать навыки. Мы слишком эгоистичны, как говорит глава Корпорации. Слишком привязаны к своей жизни и считаем ее венцом всего.
Может, он и прав. Но эгоизму я предпочел бы трусость. И раз уж мы с вами ведем разговор на чистоту, я, пожалуй, признаюсь. Я слишком боюсь потерять себя, чтобы решиться на поход в центр Памяти. Я слишком боюсь стать таким же, как бродяги из нулевого квартала. В свое время они хотели многого и многим готовы были пожертвовать. И когда их желания превзошли имеющиеся ресурсы – они лишились всего. Остались без прошлого, с минимальным набором инстинктов, которые толкают их изо дня в день открывать глаза, искать пропитание, справлять нужду. Они больше не знают, что такое цель, не помнят, что она необходима для жизни.
Их жизнь поддерживается лишь благодаря подношениям таких, как я. Я стараюсь приходить в нулевой квартал пару раз в неделю, хотя зарплаты едва хватает, чтобы обеспечить едой самого себя. Это не делает меня благородным, скорее жестоким. Чистильщики все равно придут за ними. Они свозят их в одно место не просто так и оставляют в живых не просто так. Корпорация не хочет выставлять себя жестокой, деспотичной системой. Люди видят милосердие в их подношениях беспризорникам и не видят жестокости в последующем убийстве.
