Кирилл Румелин пил на кухне остатки французского одеколона и чувствовал себя неприятно. Дом их – Достоевского, 72 – был ведомственным, принадлежал крупной геологической конторе и родители Румелина, также как и многих соседей-сверстников, в командировках проводили большую часть жизни. Пользу, которую они приносили Отечеству где-то в Сибири, аннулировала вредительская деятельность их остававшихся дома детей. Румелин не был исключением: например, не далее как вчера он с друзьями построил во дворе фанерный сарай, затем облил его бензином и бросил спичку… Пенсионеры тщательно высчитали, во что обошелся родине вызов пожарных машин. Они сообщили об этом Румелину, но он цинично пожал плечами и заявил, что не стоило тревожить пожарных и что при поджоге он принял меры противоположной безопасности. Пока пенсионеры препирались с Кириллом, произошло второе происшествие: на четвертом этаже, на карнизе появился сосед Румелина – Коля Креш. Снова вызывали пожарных – они сняли Креша, он же отбивался и кричал, что деньги за проигранное пари будут платить снявшие его. Пока возились с Крешем, новое преступление совершили Леша Мухин – более известный как Леша-Приколист – и Арсений Смайков, колоритно именуемый Смайков. Они протянули проволоку из окна в окно (Леша жил в доме напротив, но не уступал геологам в резвости) и, надев ремень на Смайковского кота, пустили его по импровизированной канатной дороге. Кот с жалобными воплями пронесся над грибками и песочницами, физически не пострадал, но морально пострадал довольно сильно. Пенсионеры пострадали так же, как и кот (не в смысле поездки по проволоке, а в смысле отвратительности зрелища). Они очень оперативно – за годы жизни в доме 72 они научились быть оперативными – вызвали милицию, но милиция не обнаружила на коте следов членовредительства и ушла ни с чем, поскольку заявления об оскорблении личности от кота не поступало. Кот этот был мерзкий; Смайк в свое время споил его и вызвал у него цирроз печени. Кот не справлялся с перевариванием и несло от него как от скунса вонючего. Потому вызванная Охрана животных сочла, что вырывать кота из преступных рук Смайка поздно, и дабы не портить кошачьего генофонда оставили его у Смайка на погибель. Примерно так проходили будни дома. В праздники бывало, обычно, более напряженно…
Но сегодня Румелин не участвовал в культмассовых мероприятиях демократически настроенных элементов. Сегодня он был так грустен, что даже надел неприлично новые ботинки. Покрой их был настолько жутким, что Румелину все в один голос сказали: У тебя сегодня ужасное лицо! Кирилл был грустен оттого, что, несмотря на выпитый одеколон, помнил: завтра наступит последний день школьной жизни, последний выпускной экзамен. Румелин любил свою школу, хотя не раз выламывал ее двери, выбрасывал из ее окон стулья, поджигал ее чердак и затапливал ее подвалы. Ведь все это он делал не со зла, а по традиции, укоренившейся в доме геологов, и передающейся из поколения в поколение… К тоске Кирилла примешивалось чувство страха, боязнь забыть об экзамене завтра утром и пойти гулять с Крешем, как будто на дворе обычный учебный день. Румелин знал, что Креш, сдающий экзамен вместе с ним, испытывает подобные чувства, и, когда раздался звонок в дверь, подумал: Креш! Кому же еще! Он пошел открывать, но увидел на пороге незнакомого бесцветного парня.
– Меня зовут Иван – представился тот – Погорелец. Я от Николая Фомича!
Румелин посмотрел на гостя непонимающе.
– Какого еще Николая Фомича? – спросил он, распространяя предательский запах одеколона.
– Николая Фомича Креша! – ответил, смутившись, Иван – Мы проживаем у Крешей… теперь…
– А-а! – протянул Румелин. Он начинал понимать. Дело было в том, что когда родился Коля, Креши долго спорили, евреи они или немцы, и наконец, пришли к выводу, что они – русские. Постепенно это укоренилось в их сознании, и с неделю назад они из патриотического долга приютили семью беженцев из Эстонии.
– Очевидно! – подумал Румелин – Этот Иван Погорелец как раз и погорел в Таллине!
– …Николай Фомич попросил узнать, во сколько у вас завтра экзамен по географии?
– В пол-девятого! – ответил, выходя из задумчивости, Кирилл – А разве у нас завтра экзамен по географии?
Иван смутился окончательно.
– Если хотите, я сбегаю, узнаю! – сказал он, порываясь идти.
– Ну вот еще! – рассердился Румелин – Будешь ты еще бегать!
Он взял Погорельца за рукав и провел его в квартиру.
– Проходи в зал – с улыбкой хозяина пригласил он – Посиди минутку-две!
Иван ушел в большую комнату, Румелин же проскользнул на кухню, выбрал яблоко поувесистей и высунулся в форточку. Пьянящий вечерний аромат овеял его: вокруг благоухала природа, горели в ночи тысячи окон, пряно пах расположенный неподалеку хлебзавод. Вдохнув поглубже свежего воздуха, Румелин прицелился и зашвырнул яблоко в полураскрытое окно Креша. О, он хорошо знал привычку Креша сидеть у окна! Глухой смачный удар засвидетельствовал, что Кирилл не ошибся в расчетах. Вскоре в окне показалась недовольная рожа Коли, прикладывавшего ко лбу что-то холодное.
– Прости меня! – попросил Кирилл – Я хотел больнее!
Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но Креш ловко выкинул вперед правую руку, злополучное яблоко попало Румелину по нижней челюсти, и рот самопроизвольно захлопнулся. Кирилл потрогал челюсть и, убедившись, что она доломана не до конца, произнес уже серьезно:
– Заходи! Дело есть!
– Выпить найдется? – поинтересовался Креш.
– Коньяк… французский… О’жён! – вежливо сказал Кирилл, безуспешно протягивая левую руку к вазе с яблоками. Но она стояла слишком далеко!
– О’жён, О’жён… – с видом дегустатора засомневался Креш – По-моему, это одеколон!
Румелин несколько смутился, но быстро одолел смущение.
– Это фирма такая – заявил он – Она и одеколон, и коньяк выпускает!
– Ладно, иду! – махнул рукой Креш. Румелин пошел открывать дверь.
Креш выпил зеленоватый одеколон вперемежку с кефиром, который принес сам, захмелел и заплакал.
– И что за жизнь? – вздыхал он, роняя скупые мужские слезы – Что за жизнь!
Румелин вышел из кухни торопливыми шагами, пошел в зал, заставленный дубовыми резными книжными полками, достал откуда-то давно забытый, запылившийся учебник географии. Погорелец сидел с ногами на кресле и увлеченно рассматривал том старинных литографий.
– Прошу! – указал ему Кирилл – Мы с Крешем на кухне! Может, к нам присоединимся?
– Сейчас! – поднял Иван напуганные глаза – Только дочитаю! Может, вы без меня как-нибудь?
Румелин пожал плечами. Они уселись на кухне с Крешем и принялись готовиться к экзаменационным вопросам. Готовились они долго и интенсивно. Через полчаса, когда были побиты все рекорды дома геологов по учебной подготовке, и Румелина и Колю потянуло ко сну. Первым уснул Креш. Он устало уронил голову на столешницу, сомкнул глаза и тонко, пронзительно засопел. Кирилла тоже начала охватывать дремота, но прежде чем закрыть глаза, он увидел в дверном проеме кухни фигуру Ивана Погорельца.
