Ночь, ничего не видно из-за дымки. Нет, это не дымка, это тяжелый туман. Такой густой, словно кто-то закрыл все окна и двери и целую вечность курил, курил, курил… Я куда-то бегу. Быстро. Стремительно. Туманная влага впиталась в мои волосы, черные пряди липнут ко лбу, а ветки бересклетов хлещут по лицу. Под ногами такая зыбкая почва! С каждым толчком ноги глубже вязнут в грязи. Но я бегу. Я должен успеть. Я догоню её. Ещё чуть-чуть! Уже вижу её копну рыжих волос и белое платье. Вот-вот, и рука ухватится за подол, летящий в порыве свежего ветра.
Почему вокруг неё нет тумана, а я, словно паутиной, облеплен этой тяжелой пеленой?! Чертов туман всё сильнее затягивается и крадет её образ… Такой нежный. Призрачный. Невесомый.
– Лилечка! Моя птичка!..
Резко и оглушительно затрещал будильник, вырвав меня из сна. Я вытер мокрое от слёз лицо уголком одеяла и неспешно поднялся. Сегодня особенный день. Возможно, самый важный в моей жизни. Тринадцатое число. Пока ещё не круглая дата, но сентябрь – полугодие с того ненавистного мартовского события.
Едва понимая, куда ставить ноги, я доковылял до ванной и, скинув насквозь мокрую от пота пижаму, залез под душ. Горячая вода ручьями стекала по моему телу, замученному невыносимой ночью. Голову и спину обжигало, будто кипящим маслом, но я терпеливо ждал, когда последняя тень сна вытравится из моего сознания.
“Боже, как же хочется, чтобы этот поток смыл меня всего, без остатка…”
Не знаю, сколько я стоял под душем, прежде чем пришёл в себя. С каждым разом все сложнее удержать себя в руках. Но я должен пережить сегодняшний день НОРМАЛЬНЫМ человеком. Я просто обязан отстоять честь и память. Все будет хорошо. Сегодня я сдам свою ценную кровь в сороковой раз, и всё закончится.
Выключив воду, я осторожно вылез из душевой кабины и широким жестом смахнул конденсат с зеркала. Улыбнулся.
“Отлично, это снова я. И сегодня меня ждёт великий день. Самый важный день после всего, что я пережил – я наконец-то стану героем современности – почетным донором. Если так подумать, я уже сдал двадцать литров крови и спас десятки людей!”
Затрещала старая бритва, весело сжирая опилки рыжеватой с проседью бороды. Запахло пачули и кедром – едким бальзамом после бритья, который когда-то подарила она. Зеленоватой спиртовой жидкости оставалось совсем чуть-чуть, но я умело растянул флакон на девять лет, используя бальзам только по особым числам.
Тряхнул головой, затем пальцами зачесал к затылку отросшие седые патлы. Не одеваясь, прошёл в комнату, достал из шкафа трусы, носки, коричневый костюм с белой рубашкой и оделся. Всё готово. По-хорошему, надо было бы поесть перед мероприятием, но кусок в горло не лез. Да и не так это важно сегодня. Куда важнее сам факт, само действие.
Я запихал в барсетку паспорт, снилс, полис и деньги. Глянул на заоконный термометр: плюс пятнадцать по Цельсию. Поспешил обуться. Щелчок замка. Хлопок двери. Три этажа вниз.
Яркое солнце.
В нос ударил свежий воздух, слегка надушенный влажностью росы и розовыми мальвами – мягкий ветер приносил намеки на жаркий сентябрьский день. Я задрал голову вверх, чтобы посмотреть на облака, но внимание захватили желтые листья берез и осин, трепещущие в воздушных потоках.
Красиво.
Я подтянул левую руку к лицу и посмотрел на часы: “восемь пятнадцать.” Надо бы поторопиться, а то третий трамвай укатит, и придётся ехать в тесной бочке-маршрутке.
Быстро перебирая ногами, я старался непременно наступать на желтые листья, чтобы они едва слышно хрустели под ногами. Каждый шаг, словно детская песня, весело звучал в моей голове, пока я не наступил на сухую ветку… Она громко треснула под ботинком, точно кость…
Старое, девятилетнее воспоминание вырвалось из моей памяти: я бегу по длинному больничному переходу, толкая каталку с Лилечкой, что обессиленно стонет от адской боли. Мне страшно. Отчаяние отупляет, я не знаю, что делать, как прекратить страдания моей любимой. Мне кто-то помогает толкать. Но вдруг на пути появляется молодой парень. Прыщавый, с огромным носом. Он широко расставил руки и не дает нам ехать в оперблок. Он что-то кричит о том, что хирурги кому-то спасают жизнь и им не до нас, все заняты. Он такой тощий и так смешно размахивает руками, словно общипанный цыпленок. Но я всё равно толкаю каталку вперёд, в отделение неотложной хирургии. Вдруг парень резко хватается за угол каталки и рывком отодвигает её к стене. Лилечка жалобно вскрикивает от резкого сотрясения. Я подбегаю к парню и одним точным ударом ломаю ему нос. Какой же отвратительный треск…
– Вернись. Вернись в реальность, старик. Воспоминания не помогут. Тебе надо сделать великое дело здесь и сегодня, – приказал я себе и встрепенулся.
Оглянулся. Оказалось, что люди, спешащие по делам, даже не обратили на меня никакого внимания.
“Вот и хорошо. Хорошо, что всем наплевать.”
Я медленно пошел в направлении остановки, но уже внимательно смотрел под ноги и избегал лишнего шуршания. Не надо мне больше вылетов в прошлое. Сегодня я нормальный человек.
“А вот и мой трамвай!”
Из-за поворота широкой автодороги показалась красная морда трамвая, медленно трясущаяся на раздолбанных рельсах. Он явно доживал свой век и уже схватил яркого Альцгеймера. Это сравнение позабавило меня, я забылся, ускорился, пробрался через толпу людей, ожидающих транспорт, и заскочил в пустой салон трамвая. Занял место, оплатил проезд картой и уставился в окно.
Трамвай тарахтел и ритмично покачивался на рельсах, гремя сиденьями и металлическими поручнями. Открывались и закрывались двери, туда-сюда бегали пассажиры, но я неподвижно сидел на своем месте и любовался ярким солнечным городом, который через пару недель погрузится в грязь, серость, а после ляжет противный снег… Но сейчас было все иначе, еще рано ждать зимы! Медленно проплывали золотые тополя и карагачи, уже успевшие набросать на тротуары и дороги свои драгоценные листья. Иногда выглядывали огненная рябинка и калина, то и дело скрытая ржавыми сиренями и багряными барбарисами. Мужчины и женщины, бегущие куда-то в бесконечной суете. Школьники с огромными рюкзаками.Сотни машин, скользящих в бешеном потоке, словно туча анчоуса в океанской толще… А серые панельки! Белые межплиточные швы, разномастные балконы, и только солнце и украшает это безобразие, ярко и жестко отражаясь в стеклах.
Трамвай остановился, и в вагон зашли пассажиры. Среди них была опрятная женщина средних лет. Она встала около меня, заплатила за проезд и надела наушники. Я невольно стал наблюдать за ней.
“Красивая… Какие же у нее приятные черты лица, а кожа так и сияет в солнечных лучах. Пухлые губы, накрашенные розовой помадой. Зеленоватые глаза, обрамленные веером едва заметных на солнце ресниц. Жаль, что волосы светлые… Вот была бы она рыжей… И все-таки, может быть, плевать на цвет волос? Ну и пусть она будет ДРУГАЯ. А если у меня с ней что-то получится?..”
