Кровавые события гражданской войны, и все перипетии 20-х и начала 30-х годов, столь значимые для судеб людских, совершенно не изменили облика Бухтарминского края. Долины Бухтармы и Иртыша по-прежнему давали в избытке зерна, трав, мяса, рыбы, древесины, пушнины, золота, серебра… А вот состав населения изменился очень сильно. В некоторых бывших казачьих поселках, где жители активно противодействовали большевикам в период колчаковщины и во время Большенарымского восстания, население обновилось до восьмидесяти процентов. То, что край с 1923 года стал относиться к автономной Киргизской республике, которую вскоре переименовали в Казахскую, сначала ни в чем не сказывалось. Казахов в усть-каменогорском уезде насчитывалось относительно немного, и никаких более или менее значительных административных постов они не занимали. Не в пример многим прочим губерниям и уездам, коллективизация в Бухтарминском крае в новосельских деревнях, бывших казачьих станицах и поселках прошла сравнительно безболезненно. По всей видимости, сыграла роль дикая жестокость, с которой большевики подавили Большенарымское восстание белоказаков. Время-то прошло не так много, а страх «выветривается» из памяти долго, в течении жизни целого поколения. Отдельные инциденты все же случались, но в целом организация колхозов шла довольно споро. Как-то не восприняли даже крестьяне-новоселы, что власть, которая так щедро всего несколько лет назад передала им столько лучшей казачьей земли, вдруг возьмет, да и всю ее и отберет, в том числе и ту, которой наделил их еще царь. Так вроде бы невзначай и почти без сопротивления крестьяне-новоселы позволили власти, назвавшейся рабоче-крестьянской, лишить себя самого дорогого, того, за чем пришли сюда, на край света – личной земли. Тем более не посмели сказать что-то против окончательно придавленные, запуганные казаки. В этих условиях даже прошел такой фокус, что во главе первого колхоза в Бухтарме встал бывший батрак казах Танабай…
А вот с коллективизацией в кержацких деревнях возникли немалые сложности. Кержаки, до революции особого внимания и на царскую власть не обращавшие, жившие по своим законам и детей учившие по старозаветным книгам… Староверы-кержаки после отмены продразверстки легко освоились с продналогом и их дворы вновь заполнились скотом, а амбары хлебом, погреба медом и прочими продуктами щедрой горной тайги. В глухих таежных лесах, за высоченными, рубленными из бревен заборами жили кержаки. Каждый двор представлял единый жилой массив из вековых лиственниц, где под одной крышей умещались, и изба, и скотный двор с амбарами и сараями. Они качали мед на горных пасеках, соболевали-охотились за пушным зверем, разводили маралов. Нелегко было разрушать этот устойчивый вековой уклад. Царская власть и не пыталась, а вот советская… Советская не царская, она не стала терпеть, что кто-то, находясь официально под ее юрисдикцией, станет жить по своим законам, не так как она предписывает. Тяжело, с кровью, стонами, слезами, приговорами и выселениями проходила коллективизация в кержацких деревнях. И многие кержаки скребли затылки, дескать, надо бы было Колчаку помочь с этими варнаками справиться, а не на печи сидеть, другие мыслили фаталистически, все что Бог дает, все оно по заслугам.
Несмотря на грызню в Политбюро, ЦК и других высших партийных органах, власть на местах, в стремлении выслужиться, все, иногда противоречащие друг другу, руководящие циркуляры, претворяла в жизнь энергично, иной раз даже, что называется, с перехлестом, с запасом, то есть «перегибая палку»: раскулачивали не только кулаков, но и середняков, ради выполнения плана по коллективизации в колхоз загоняли силком, огульно. То же самое имело место и в борьбе с религией. Начавшаяся еще в 20-х атеистическая компания имела вполне конкретный посыл: усилившиеся в ЦК и Политбюро группировки, где преобладали евреи, испытывали генетическую ненависть к православной церкви. В Усть-Каменогорске и уезде тоже национализировали и изъяли все церковные ценности, но далее дело тогда не пошло, большинство церквей не закрыли. Видимо, сказалось удаленность от Центра и то, что местные функционеры все-таки оказались, как правило, не еврейского происхождения. И вот, странное дело, уже в 30-е годы, когда проеврейские группировки в руководящих органах партии были уже фактически разгромлены, а их лидеры уничтожены, не в ходе трибунных дискуссий, а просто по уголовному, посажены и перестреляны по сфабрикованным делам… До Верхнеиртышья, наконец, докатились с опозданием ветры, которые в Центре «веяли» еще в 20-х – началось массовое закрытие церквей. В 30-м закрыли обе церкви в Усть-Каменогорске и Собор и Троицкую, а в 1935-м Покровский Собор, чей набат доносился за много верст, взорвали. То был отголосок взрыва Храма Христа Спасителя в Москве, когда крутя ручку взрывной машины Лазарь Каганович радостно изрек: «Задерем подол матушке-России!».
Индустриализация добавила новых заводских и фабричных труб, шахтных терриконов возле рудников, которые вместе со старыми коптили синь небесную и серыми конусами извлеченной породы устремлялись ввысь. Но, в общем, по сравнению с такими символами первых советских пятилеток, как Уралмаш, Магнитка… Нет, в Верхнеиртышье подобных гигантов не возводили и край оставался в основном как и прежде аграрным, руднично-старательстким медвежьим углом и, казалось, ничто не изменит этого его статуса. Но большевики к концу 30-х годов уже преодолели внутренний разлад – в беспринципной и беспощадной схватке за власть победили наиболее беспощадные и беспринципные. Одним из первых решений-экспериментов, этого теперь единого и всевластного правительства, стало выделение автономного Казахстана из состава России в отдельную союзную республику. И Верхнеиртышью большевики уготовили совсем не праздную будущность. Уникальное сочетание богатых рудных залежей и потенциальных гидроресурсов подвигло их в 1939 году выделить усть-каменогорский и ряд сопредельных горных уездов из состава Семипалатинской области в отдельную Восточно-Казахстанскую, которую еще стали называть и Рудным Алтаем. В том же году с прицелом на будущее началось строительство Усть-Каменогорской ГЭС на Иртыше в районе деревеньки Аблакетка, а поселок горнодобытчиков Риддер переименовали в Лениногорск.
В Великую Отечественную Войну Рудный Алтай стал вспомогательным «хребтом» страны (не оспаривая приоритета Урала на звание «станового»). Не знающая неурожаев земля все четыре года спасала эвакуированных и кормила солдат на далекой передовой великой битвы. А свинец, что добывался в здешних рудниках… каждые три девятиграммовые «капли» из пяти, выпущенные красноармейцами в ту войну, сделали из того свинца. Именно с войны начался бурный рост промышленности области и самого областного центра. Если с 19-го по 39-й годы население Усть-Каменогорска практически не выросло, оставаясь на уровне тех же двадцати тысяч жителей, то уже к 1959 оно составило сто пятьдесят тысяч! За эти двадцать лет в области-медвежьем углу построили: Усть-Каменогорскую ГЭС, огромный свинцово-цинковый комбинат, НИИ цветных металлов, конденсаторный завод, металлургический завод «Востокмаш», Зыряновский и Лениногрский полиметаллические комбинаты. Здесь, на краю страны под эгидой всесоюзного министерства среднего машиностроения создавался мощный промышленный центр. Продукция Усть-Каменогорска и области, цветные и редкоземельные металлы, предназначались прежде всего для оборонной и космической отраслей – маховик гонки вооружений, подхлестнутый началом «холодной» войны начинал работать на полную мощность.
