1. Глава 1. Ширма
Я вздрагиваю, когда слышу объемный, «пухлый» раскат грома, который словно продолжает перекатываться на моем языке, пока смотрю в свое небольшое окошко.
Надо бы его помыть. Когда-нибудь.
У меня так много разных забот, что я, бывало, забываю волосы расчесать, куда там об окнах думать? Ну правда. Работаю круглыми сутками, и, черт возьми, как же я устала…
Медленно встаю с узкой кровати, а будто вообще не спала. Тело ломит. Вчера на подработке я, кажется, переоценила свои возможности. А вообще это достаточно забавно — мою окна и убираюсь в офисах, а в своем доме некогда. Эх…а надо.
Будильник продолжает противно пищать и бить по мозгам, и я брезгливо смотрю на свой старый телефон, цыкаю и тянусь к экрану. Все. Тишина. Благословенная тишина! Аллилуйя! Теперь пора собираться.
Итак. Меня зовут Астрид, и мне двадцать шесть. Я — медиум. Ой, нет, что сказала? Глупость. Психолог. Я — психолог. Серьезно повторяю это несколько раз, глядя на свое отражение, пока чищу зубы, потом киваю, сплевываю белую, мятную пасту и умываюсь.
Но вообще-то это правда. Я про первое свое определение — у меня действительно есть способности. Я уже и не помню, когда «увидела» что-то потустороннее впервые в жизни, но хорошо помню, когда это ощущение «чего-то сильного внутри» утроилось. Похожая погода была — ливень, только время суток другое — ночь. В тот день я в последний раз видела мамочку живой.
С нежностью смотрю на ее фотографию и оставляю поцелуй, перенесенный с кончиков указательного и среднего пальцев прямо на ее изображение. Маму я люблю безумно! Она была художницей. Очень талантливой. В Москве ее картины выставлялись даже и были популярны. Сейчас от всего этого не осталось и следа, конечно, пришлось продать. Из-за папы.
Нет, он у меня не алкаш, как это часто бывает, наоборот. Папа у меня — золото. Когда мамы не стало, мне было всего тринадцать. Представьте, каково это остаться одному с подростком, да еще и девочкой со «странностями»? Сложно. А человеку, как он, тем более. Папа в мои силы не верил никогда, он у меня полицейский. Им бы лишь вещественных улик нарыть, а в такие вещи они никогда не верят. Ну точнее до той ужасной ночи. После все изменилось. Нет, он меня за мои «сказки», как говорил раньше, не ругал и не корил, однако лишь когда забирал меня из больницы поверил раз и навсегда. Потому что глаза мои изменились. Теперь на дне голубых «озер», «как у мамы», остался отпечаток чего-то холодного. Смерти, наверно. Я ведь видела, что она умрет, и видела, как умирает.
Ужасно.
От воспоминаний меня дико передергивает, но вместо того, чтобы поддаться призракам прошлого, я натягиваю колготки, затем юбку, а затем уже свитер. Сегодня в Москве холодно, а болеть мне — не вариант. Нам с папой очень нужны деньги — он болеет. Серьезно. Ему нужна новая почка, после последней стычки на работе.
Этот вечер я тоже помню, и от него меня триггерит не меньше. Я тогда доучивалась как раз в университете, и, после долгого «поедания» гранита науки, вырубилась на диване. А разбудила меня мама…
« - Астри, звездочка моя, просыпайся…Папе нужна твоя помощь»
Я чувствую ее дыхание у своего уха до сих пор, и запах духов чувствую. В тот вечер она спасла папу, буквально вырвала его из рук смерти, потому что направляла меня. Я его нашла. Точнее мама.
Она привела меня точно к тому подвалу, куда его скинули условные «бандиты», но, к сожалению, в жизни не бывает сказок и чудесных спасений. Папу удалось вырвать из лап старухи с косой, только вот не полностью. Одна его почка была деформирована при рождении, а вторую проткнул железный прут, на который он упал.
Так я узнала страшное слово «диализ». Так я поселилась на больничных койках. Так я забросила свою мечту «помогать» людям, и так я пришла к обману.
К сожалению, лечение у нас очень дорогое. Не смотря на все возможные льготы и субсидии, ежемесячно я трачу почти все деньги на его лекарства. Папа больше не может работать, но ему приходит хорошая пенсия — на то и живем. Вот как-то так. Ночью я мою офисы, а днем «гадаю на камнях».
Нет, я бы не сказала, что обманываю своих клиентов, я ведь правда вижу! Снимаю небольшой офис у своей подруги, которая сдает мне его по совершенно смехотворной цене для Москвы, а все равно бьет по карману нехило так. Счетов слишком много, и иногда мне кажется, что я утону.
Но, выходя из комнаты, нежно улыбаюсь. Папа уже проснулся и готовит мне завтрак, а его расстраивать я не хочу. Никогда не жалуюсь. Ему это ни к чему, он у меня итак слишком много и часто винит себя во всех бедах…
- Моя звездочка, проснулась? - ласково спрашивает, улыбается.
А я чувствую, что ему больно. Ему всегда больно. Физически и, к сожалению, морально. Мамину смерть он так и не пережил, а я не смогла забрать у него всю память о ней — остался один «Рассвет». Картина, написанная на их медовый месяц. Висит теперь над его кроватью и напоминает: она действительно была. Она не сказка. Она тебя любила. Я же тому подтверждение.
- Астри, ты опять это делаешь…
Да, об этом. У нас в доме действует негласное правило: я не читаю ни чувства его, ни воспоминания, не смотрю сны. Понимаю, это бесит. Я правда понимаю. Представьте, что в вашей голове кто-то роется без вашего спроса? Иногда ведь что-то «личное» должно остаться личным.
- Прости, иногда не получается сдержаться.
На миг закрываю глаза и выключаю тумблер. Умею ведь. Я давно научилась управлять своим «даром» или своим «проклятием». Это ведь, если честно, два понятия, которые идут рука об руку. Я не всегда могу определить к какому склоняюсь больше.
- Как тебе спалось?
- Прекрасно, малышка. Снились такие яркие сны…
А мне плохие. Во сне рядом с папой стояла темная фигура, и я знаю, что это означает. С мамой перед ее смертью стояла такая же, а это значит…
Ох, нет, нельзя думать о таком. Папа только сдал анализы, все будет хорошо! Будет! Он не может умереть!
- Астри, ты меня слушаешь?
Проглатываю здоровый кусок яичницы и улыбаюсь. Стараюсь скрыть грусть, и, надеюсь, у меня это получается.
- Прости, задумалась.
- Ничего, звездочка моя, ты сегодня опять работаешь в ночь?
- Да.
Папа сразу сникает и отворачивается. Ему сложно дается это. Сложно, правда. Он привык содержать семью, а тут вынужден «сидеть на моей шее». Я так не считаю, конечно, он — да. И это бесит. Меня многое бесит в нашей жизни, начиная с тех злосчастных ублюдков-грабителей. Обнесли какое-то казино, бежали, а он, по долгу службы, встал наперекор. Я понимаю, что не мог иначе, но иногда думаю, ну зачем ты это сделал?! Папа был старшим следователем и давно не ловил «активно» преступников, а привычка — вторая натура. Ну и как-то так теперь…
