– Итак, вам все ясно, что и как надо сделать? – спросил далеко не старый, но уже совершенно седой господин.
– Что делать – мне ясно, – откликнулся его собеседник. – Как делать – решу сам. А вот зачем вам это нужно, я хочу понять.
– Почему вас это интересует? – поморщился седой господин. – Я договариваюсь с вами о конкретной работе, за это хорошо плачу, но совершенно не обязан докладывать вам о мотивах моего заказа.
– Не обязаны, – согласился собеседник. – Но я хочу их знать. Считайте, что я просто любопытен.
– Любопытны?
– Хорошо, я неправильно выразился. Любопытство здесь ни при чем, оно мне не свойственно. Но я предпочитаю знать мотивы. В противном случае чувствую себя пацаном, с которым играют в прятки. А эту игру я с детства не люблю. Или мотивы – это ваша страшная-престрашная тайна, и вы не раскроете ее даже под страхом смерти?
Седой господин явственно уловил усмешку и усмехнулся в ответ:
– То, о чем мы с вами договариваемся, уже тайна. И я признаю, что весь риск ложится на вас, а я в любом случае могу остаться в стороне. Даже если вы начнете виниться и каяться, всерьез приплести меня вам вряд ли удастся. Я действую без посредников, напрямую, о наших договоренностях не знает никто. С вашего, замечу, согласия я проверил: у вас нет никакого записывающего устройства. А потому все, что вы вознамеритесь предать огласке, останется лишь вашими заявлениями. Никаких фактов, никаких доказательств.
– Вот именно.
– А потому я не стану скрывать и мотивы. Все, что я затеял и что хочу осуществить с вашей помощью, – это месть. Да-да, всего лишь месть, которая на самом деле – Месть с большой буквы. Я солидный человек, но я вынужден был виться, как змей, пресмыкаться, как самое последнее пресмыкающееся, и терпеть всю эту унизительную дурь. Да, я мог послать все к чертям! Но меня схватили за самое слабое место, точнее – за единственное по-настоящему слабое место. А теперь меня схватить нельзя, ситуация изменилась. Зато теперь схватить могу я. И твердо намерен это сделать. Знаете, как нынче модно говорить? Я не злопамятный, просто злой и память у меня хорошая. И я хочу эту стерву крепко наказать за плохое поведение. Вас устраивает мой мотив? Или вы рассчитывали услышать что-то более серьезное?
– Этого мне достаточно. Это меня устраивает. Вполне…
– Ли-и-за!.. Ли-и-з!.. Ты что, оглохла?
Учительница русского языка и литературы гимназии № 20 Елизавета Максимовна Саранцева вздрогнула, поспешно оглядела пустой, по счастью, класс и резко повернулась в сторону, откуда раздавался наглый своим панибратством голос. Голос принадлежал белобрысому парню, чья голова торчала в узком проеме едва приоткрытой двери.
– А ты что, спятил?! – возмутилась Елизавета Максимовна. – Здесь мог быть кто-то из ребят!
– Да ладно! – Голова на мгновение исчезла, а затем появилась вместе с телом, долговязым и тощим, которое проскользнуло в кабинет, тихо прихлопнув задом дверь. – Я ведь знаю, никого у тебя нет.
Валерка Мухин, ученик одиннадцатого «А» класса, весьма выразительно фыркнул, отчего Елизавета Максимовна вознегодовала еще больше.
– Мы ведь с тобой, кажется, договорились! Ты мой сосед по лестничной площадке, для которого я просто Лиза где угодно, но не в школе. Здесь я учитель! И, между прочим, преподаю в твоем классе! Я взрослый человек и твой педагог! А если кто услышит?
– А если услышит, ты враз забудешь фамилию автора «Войны и мира»? – ехидно поинтересовался сосед по лестничной площадке, знавший свою нынешнюю учительницу с рождения и вовсе не повинный в том, что место его учебы совпало с местом ее работы.
– Это подрывает мой авторитет!
– Не место красит человека, а человек – место, – брякнул Мухин и вмиг стал серьезным до суровости. – Закопалась тут в своих тетрадках и знать не знаешь, что у тебя за стенкой происходит.
– А что происходит? – насторожилась Лиза.
– Химозу в собственном классе грохнули.
– Как грохнули?
– Отверткой прямо в горло! Она сидит, то есть наполовину лежит за своим столом, вся в крови.
– Галина Антоновна? В кабинете химии? – ошарашенно уточнила Лиза.
– И совершенно мертвая, – внес в свою очередь уточнение Валерка.
Лиза посмотрела с сомнением, сняла с маленького носа аккуратные очочки, несколько секунд повертела их в руках, водрузила на место и спросила вкрадчиво:
– Валера, это такая злая шутка?
– Какая шутка?! – неожиданно перешел на шепот Мухин. – Нас вчера химоза заловила с Линкой Томашевской и пригрозила: если мы сегодня утром не притащим ей лабораторные работы, она нам не просто двояки, а колы вкатит. Мы переменки после первого урока дождались – и к ней в кабинет. А там никого нет, только сама химоза – вроде как сидит у стола, на спинку стула отвалилась и отдыхает. Мы сначала не поняли, что к чему, а поближе подошли… Мать родная! Химоза с закрытыми глазами, не дышит, в горле отвертка, а на столе кровь. Линка чуть не завопила, но, молодец, удержалась. Я Линку в коридоре у двери оставил, вроде как караулить, а сам на второй этаж к директрисе. Капитоша директрисина мне наперерез, дескать, куда к Кире Анатольевне без доклада, а я ей про химозу. У Капитоши чуть челюсть на пол не брякнулась. Она мне велела в приемной оставаться, а сама шмыг в директорскую. Потом они выскакивают – Капитоша, Кира Анатольевна и еще какой-то мужик, толстый и лохматый, но он не из нашей школы. Директриса мне допрос устроила и такой же дурацкий, как и ты, вопрос про злую шутку задала. А я ей ответил, что я не долбанутый мозгами, чтобы такие шутки шутить. Ну вот, директриса, Капитоша и тот мужик неизвестный вниз понеслись, по дороге начальника охраны прихватили и – в кабинет химии. Нам с Линкой велели в коридоре дожидаться. Линка дожидается, а я – к тебе.
– Ужас! – выдохнула Лиза.
– Конечно, ужас, – подтвердил Мухин. – И для тебя, между прочим, тоже.
– Для меня?
– А для кого же? В этом «аппендиксе» только два кабинета – твой и химозин. Ни у тебя, ни у нее первой пары нет, вы тут с утра вдвоем сидите. Химозу грохнули, а ты якобы ничего не слышала.
– Я, правда, не слышала! – воскликнула Лиза, вскочила с места и кинулась из класса.
В маленьком холле, отделявшем «аппендикс» от основного здания, топтался охранник Толя, перегораживая случайным или не случайным ходокам путь к месту преступления. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу первая школьная красавица Лина Томашевская. Завидев Саранцеву и Мухина, охранник на мгновение напрягся, но, похоже, решил, что эти двое и так уже находятся на охраняемой территории, а потому выпроваживать их не следует. Опять же пацан не просто здесь крутится, он вместе с красоткой все и обнаружил, да и учительница с ним. Единственное, что сделал, это, пропустив в кабинет химии Лизу, притормозил Валерку у дверей.
