Леонид
На сцене появляются всё новые и новые дети. Танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах. Пытаюсь изображать заинтересованность, но ничего не цепляет. Дети есть дети. Как бы они ни старались, им далеко до настоящих певцов, танцоров и музыкантов, а я – перфекционист. Люблю слушать красивое, чистое музыкальное и вокальное исполнение и смотреть на безукоризненно отточенные движения танцоров. Да, я – циник и отрицать это не собираюсь.
Время тянется предательски медленно. Мне предстоит выбрать из конкурсантов самого талантливого, но все выступления сливаются в один разноцветно-музыкальный поток, вычленить из которого что-то запоминающееся никак не представляется возможным. После презентации своего номера каждый участник толкает мотивационную речь: рассказывает, для чего и как сильно он хочет ноутбук – главный приз этого мероприятия. Дурацкий конкурс. Почему мы не можем вручить подарки всем нуждающимся? Вряд ли для босса это такие существенные деньги.
А всё просто. Он и одним ноутбуком неплохо плюсов себе в карму заработает. Зачем дополнительные траты? Бизнес – циничный, расчётливый и далёкий от сострадания. А вся эта имитация благотворительности есть не что иное, как завуалированная самореклама и заискивание перед властями, которые, в свою очередь, отчитаются наверх о проведении благотворительного мероприятия и тоже получат плюсы в карму.
Конферансье объявляет следующий номер. Даже не слушаю. Какой смысл, если я всё равно не в состоянии запомнить имена и фамилии? Понадобится – помощница подскажет.
Морозов – тот ещё шутник. Надо же было додуматься послать судить этот конкурс меня! Я – бездетный и ещё очень далёкий от состояния, когда серьёзные взрослые дяди корчат нелепо-восторженные рожи и умиляются детскими песнями и плясками. Почему шеф решил, что я смогу всё это посмотреть-послушать, отобрать победителя и вручить ему главный приз?
Впрочем, на вопрос «почему» ответ как раз таки у меня имеется. Поскольку он послал меня в здешний филиал с проверкой, то какой смысл платить другому сотруднику, чтобы он тащился специально ради детского конкурса? Морозов же за копейку удавится, а так – явная экономия на командировочных.
Из-за его жадности мне приходится сидеть в импровизированном жюри и делать вид, что увлечён происходящим на сцене. Помощница Алла Сергеевна, которую мне выделили из благотворительного фонда, шепчет на ухо, пытаясь дать краткую справку по каждому выступающему ребёнку. Эта информация мне совершенно ни к чему. Какое мне дело до нищих и пьющих родителей, многодетных семей и матерей-одиночек? К рождению детей люди должны подходить ответственно. Если уж обзавёлся младенцем, то будь добр заработай ему на еду, одежду и что там ещё обычно детям покупают.
На сцену выходят мальчик с девочкой. Вероятно, брат и сестра, явно нерусские. Это наблюдение меня нервирует – с некоторых пор отношусь к ним с предубеждением.
Мальчик садится за рояль, а девочка подходит к микрофону и начинает петь. На удивление, исполнение меня не раздражает. Прикрываю глаза и слышу совсем другой голос… Голос моей боли. Голос девушки, которая так и осталась в том страшном лете десять лет назад. Эта малышка чем-то даже похожа на неё. И поёт очень хорошо для своего возраста – это очевидно даже неспециалисту.
Когда пара заканчивает выступление, мальчик подходит к сестре, берёт её за руку, и они кланяются. Он забирает у девочки микрофон и представляется.
– Меня зовут Арслан, а мою сестру – Эдже. Мы живём втроём с мамой. В школе учимся на отлично. Но мама много денег тратит на квартиру, еду и наши занятия музыкой. Она не может купить компьютер, он стоит слишком дорого. Поэтому во время карантина, когда все учились дистанционно, мы не смогли посещать онлайн уроки вместе с классом. Нам очень нужен ноутбук для учёбы. Вдруг снова будет карантин?
На меня смотрят две пары чёрных глаз, остро напоминающие мне о старой боли. Наверное, если бы у нас с Ней были дети, они были бы похожи на этих маленьких музыкантов.
Внезапно накатывает злость. О чём думают мамаши, когда бездумно рожают детей, не имея возможности дать им нормальное детство и образование? Ведь все участники, которые сегодня выступали на сцене, одинаково нуждаются в помощи, не могут полноценно учиться в школе в условиях карантина, да и питаются наверняка плохо и нерегулярно.
Алла Сергеевна шепчет на ухо:
– Давайте выберем эту пару? Дети очень талантливые, и в школе их хвалят. Мы регулярно следим за нашими подопечными и знаем все их проблемы. Семья хорошая, мать непьющая, без вредных привычек, но одинокая. Высшего образования нет, работа и зарплата – соответствующие. Живут на съёмной квартире. Там если есть чем накормить детей, то хорошо. А мать ещё оплачивает им занятия музыкой. Компьютер она им никогда не купит. И потом, их двое. Одним махом сразу двоих осчастливить можем.
Я тоже склоняюсь к тому, чтобы отдать компьютер именно им. Как ни крути, а выступление этого дуэта не оставило меня равнодушным. Снова смотрю на две пары чёрных глаз, так напоминающих мне о старой боли. И почему-то злюсь на их непутёвую мать, которая наверняка нагуляла их с каким-то нерусским. Где были её мозги, когда она ложилась с ним в постель? И я делаю свой выбор:
– Нет, мне больше понравилась та танцовщица, что была перед ними.
– Уверены?
– Абсолютно.
Участники выходят на сцену для объявления победителя и вручения призов. Я поднимаюсь к ним и оглашаю своё решение. Вручаю выбранной девочке коробку с ноутбуком, раздаю остальным участникам пакеты с утешительными подарками. Снова натыкаюсь на чёрные глаза, на сей раз полные слёз, и покидаю этот аукцион лицемерной щедрости.
* * *
Как и предполагал Морозов, в этом филиале что-то определённо не так. С виду – всё абсолютно гладко, без эксцессов и происшествий. Тишь да гладь, отчёты – хоть на выставку отправляй. Просто образцовый филиал. Если бы не одно «но»: в последнее время прибыль неуклонно ползёт вниз, несмотря на модернизацию производства и ощутимые финансовые вливания. Директор филиала красиво поёт и пытается задурить мне голову, но я давно ненавижу любые песни.
Всё указывает на то, что придётся как следует попотеть, чтобы распутать этот змеиный клубок, и за пару дней я тут не управлюсь. Мне это совсем не нравится…
Я обещал Инге сопровождать её через неделю на торжественном открытии нового объекта, проектированием которого она руководила. Это её первый полностью самостоятельный проект. Знаю, сколько сил она вложила, и как он важен для неё, поэтому никак не могу подвести. А значит, я должен либо управиться тут за неделю, либо мне придётся мотнуться в столицу, чтобы поддержать жену, и снова вернуться в филиал.