Глава 1
Полосатые рубашки и разбитые сердца
Я так полагаю, что не схватись Джоэл Брэкстон за нож, пока я колошматил его башкой о еловый ствол, то ссоры между мной и Глорией Макгроу удалось бы избежать, и все обернулось бы иначе. Папаша всегда говорил, что с такими молодчиками, как Брэкстоны, лучше не связываться, и, похоже, он был прав. В разгар драки Джим Гарфильд вдруг как заорет: Брек, берегись! У него нож! И в тот же миг я почувствовал боль, как от укуса. Я глянул вниз и увидел, что Джоэл проделал в кожаной рубахе огромную прореху и уже вплотную занялся моим брюхом, всеми силами пытаясь докопаться до потрохов.
Мне поневоле пришлось выпустить его уши. Я вышиб у него из рук нож и зашвырнул в чащу леса, а потом вслед, за ножом отправил и его хозяина. О дальнейшем можно было не беспокоиться, так как в пути он повстречался с деревом. К тому же я не представляю, как можно пролететь сквозь такую чащобу и при этом не развесить на кустах гирлянды из собственной шкуры.
Но парень я отходчивый и потому не стал обращать внимания на страшные угрозы, которыми осыпал меня Джоэл, пока братья вместе с Джимом Гарфильдом вытаскивали его тело из чащи и макали в Речку, чтобы смыть кровь. Я уселся на своего мула по имени Александр и продолжил путь к дому старика Макгроу, который вынужден был прервать на время, ввязавшись в драку с ненормальным Брэкстоном.
Вместе с Рейнольдсами и Брэкстонами, с которыми у меня были натянутые отношения, семейство Макгроу обосновалось у Медвежьей Речки, и с тех самых пор, когда я впервые без посторонней помощи натянул штаны, я заглядывался на Глорию Макгроу. Горы Гумбольдта занимают обширные пространства, но ни в одном поселке в их окрестностях не нашлось бы девушки красивее ее. Тамошним красоткам было далеко до девушки с Медвежьей Речки: по сравнению с Глорией они плавали не лучше топора, никто, даже мои сестры, не мог приготовить такое аппетитное медвежье жаркое, а в беге ей не было равных ни среди женщин, ни среди мужчин – за исключением меня, конечно.
Поднимаясь вверх по тропе, ведущей прямо к дверям дома старика Макгроу, я вдруг увидел Глорию – она как раз зачерпывала деревянным ведром воду из ручья. Самого дома отсюда не было видно – он стоял по другую сторону ольхового перелеска. Девушка выпрямилась и тут, обернувшись, увидела меня.
Она была чудо как хороша: рукава высоко закатаны; обнаженные руки, шея и босые ноги белее снега, глаза цвета ясного неба, а волосы, словно припорошенные золотой пылью, ореолом горели на солнце.
Я приподнял енотовую шапку и поздоровался:
– Доброе утро, Глория. Как дела?
– Папин гнедой зачем-то лягнул вчера Джоя. А в остальном все в порядке. Ты еще не совсем прирос к своему мулу?
– Нет, мэм, – промычал я в ответ и, спешившись, быстро добавил: – Давай ведро, Глория.
Она уже протянула было ведро, но вдруг нахмурилась и, указав пальцем на мою рубашку, спросила:
– Опять с кем-то подрался?
Пришлось признаваться.
– На этот раз, – говорю, – всего-навсего с Джоэлом Брэкстоном. Так, ерунда. Он утверждал, что комары на индейской территории крупнее техасских.
– А ты почем знаешь? Ты же никогда не был в Техасе?
– Ну и что. Он ведь тоже никогда не был на индейской территории. Дело не в комарах, а в принципе. В Техасе мои корни, и никто из Брэкстонов не смеет клеветать на родину моих предков!
Тогда она задумчиво так спрашивает:
– Брек, а не слишком ли часто ты дерешься? – А потом: – И кто кого?
– Что за вопрос, – говорю. – Конечно, я! Я ведь всегда побеждаю, разве нет?
Как видно, моя самонадеянность каким-то образом задела ее.
– Уж не думаешь ли ты, что на Медвежьей Речке тебе нет равных?
– Ну-у, – протянул я, – на сегодняшний день, пожалуй, что и нет – конечно, кроме папаши.
– Так я тебе вот что скажу, – с яростной дрожью заговорила она, а у самой глаза так и блестят. – Ты еще не дрался с моими братьями.
– Они твои братья, потому я их и не трогаю. Хотя поводов было предостаточно.
Девчонок порой не поймешь, хоть тресни от раздумий. Безо всякой причины она вдруг взъярилась дикой кошкой, выхватила у меня ведро и заявила:
– Ах, вот даже как! Так послушай, Брекенридж Элкинс, что я тебе скажу! Любой из моих братьев – даже самый младший – побьет тебя одной левой! И только посмей дотронуться до них хотя бы пальцем – я тебя так отделаю! К тому же, да будет тебе известно, меня дома дожидается один парень, который способен разукрасить тебя в свинцовый горошек еще до того, как ты схватишься за свою ржавую пушку!
– Я и не претендую на звание артиллериста, – говорю я ей примирительно. – Только бьюсь об заклад, что мой двоюродный брат Джек Гордон не уступит твоему приятелю ни в меткости, ни в скорости стрельбы.
– Твой брат! – скривилась она в усмешке. – Да ты понятия не имеешь, что это за человек! Он работает ковбоем на ранчо у Дикой Речки, а у нас остановился пообедать на пути за новой партией скота. Если бы ты хоть одним глазом взглянул на него, то вмиг отучился бы задаваться. Что у тебя за душой? Старый мул, пара мокасин да одежда из оленьей шкуры!
– Какого черта, Глория! Далась тебе моя одежда! Она удобнее, чем из домотканого полотна, потому и ношу!
– Ха! – усмехнулась она на это. – Ты бы видел мистера Вилкинсона! Уж он-то не станет носить одежду из шкур или из домотканого полотна. Его одежда покупная! Вот он – настоящий джентльмен. Шпоры позолочены, а по верху голенищ сапог клепки звездочками! А еще красный платок вокруг шеи – говорит, шелковый. Почему бы и нет? В жизни не видела ничего красивее! А рубашка в красную, зеленую и желтую полоски, белая стетсоновская шляпа и шестизарядный кольт с рукояткой, усыпанной жемчугом! А лошадь! Настоящая красавица, и сбруя на ней такая, что тебе, чурбан неотесанный, и во сне не приснится!
– Да чтоб он пропал! – воскликнул я, в свою очередь заводясь, – Если этот твой мистер Вилкинсон такой распрекрасный, что же ты не выскочишь за него замуж?
Черт возьми! Лучше бы мне было придержать язык! Ее глаза заметали молнии, в воздухе запахло грозой.
– А я и выскочу! – отрезала она. – Ты думаешь, что настоящий джентльмен не может сделать мне предложение? Так я докажу тебе! Я выйду за него замуж! – и немедленно!
И в гневе обрушив мне на голову ведро с водой, она умчалась вверх по тропе.
– Глория, подожди! – кричал я вслед. Но к тому времени, когда я протер глаза и вытащил из волос дубовые щепки, ее уже и след простыл. Александр тоже куда-то запропал. Скорее всего, заслышав повышенные тона Глории, он отошел вниз по ручью, чтобы не мешать разговору. Александр был воспитанным мулом и, при первых признаках надвигающейся бури предпочитал, не мешкая, ретироваться, сохраняя при этом невозмутимое спокойствие. Я настиг его только через милю и, взобравшись в седло, вновь направил его копыта к дому Макгроу. В таком настроении у Глории хватило бы ума на что угодно, лишь бы только досадить мне, а она прекрасно знала, что нанесет мне смертельную рану, если выйдет замуж за этого ковбоя, чтоб ему провалиться! Она жестоко ошибалась, заподозрив, будто я считаю ее недостойной этого парня. Любой мужчина, в какую бы полоску ни была его рубашка, считался бы последним дураком, упусти он хоть малейшую возможность окрутить Глорию Макгроу. Сердце у меня провалилось прямо в мокасины, когда мы, приблизились к группе ольховых деревьев – месту нашей последней ссоры. Мне кажется, она немного перебрала, описывая элегантность мистера Вилкинсона, но с другой стороны, как могла девушка, выросшая в нашей глуши, устоять перед трехцветной рубашкой и позолоченными шпорами? С ее слов выходило, что он и впрямь богач да к тому же красавчик. Свои шансы на успех, я оценивал весьма критически. Практически все, что я имел из одежды, находилось в данный момент на мне; я в глаза не видел рубашки, купленной в магазине, и уж, конечно, не имел такой даже на праздник. Я никак не мог решить, что мне делать: грохнуться ли на тропу и завыть кугуаром или же отправиться домой за ружьем и прихлопнуть мистера Вилкинсона, пока тот не успел натворить черных дел.
