1. Пролог
Четыре смутные тени появились в тёмной спальне. Только что не было никого — и вот, пожалуйста.
Тени быстро обретали плотность, становясь фигурами. Все четыре фигуры оказались женскими. Женщины обступили ложе, где спал непробудным сном тёмный маг.
— Нужно его поторопить, — сказала первая сестра. — Времени совсем мало.
Все четверо посмотрели на спящего.
— Давайте нашлём ему сны, — тусклым голосом предложила вторая. — Пусть ускорится.
— Наслать сны? Но это же не по нашей части… Да и брат разъярится, если узнает, что мы играли на его поле.
— Тогда дадим подсказки предсказателям. Можно ещё и вот так…
Третья сестра с улыбкой взяла с полки толстенный медицинский справочник, лёгким движением раскрыла его в нужном месте, переложила разворот закладкой-ляссе и оставила фолиант на столе. Сияя радостью, она вернулась к сёстрам.
— Значит, с болезнью решено. Не стоит забывать про мальчика. Я уже веду его. Сон или предсказание? — спросила четвёртая, обратив к сёстрам до отвращения прекрасное лицо.
— И то, и другое! С братом-то мы сладим, а вот с чужими… — легкомысленно ответила третья. — Всё равно потом никто о мальчишке и не вспомнит. А этого, — она небрежно пнула спящего мага, — нужно всё-таки поторопить, эпидемия должна начаться в срок.
Маг ничего не почувствовал и не проснулся, только мечтательно и торжествующе улыбнулся во сне. Когда фигуры исчезли, в комнате раздался тихий смешок.
Сладят они, как же…
Лёгкий туман, клубившийся под потолком, растворился в ночной мгле.
2. Глава первая, об экономии ресурсов и успехах на этом поприще
Караван оказался громким словом для четырёх гружёных под завязку телег. Получив плату за проезд, мне предложили выбрать возницу и место в телеге, если таковое найдётся. Вопреки моим ожиданиям, транспорт запрягали крупными длиннорогими буйволами, а не тали́рами.
Чёрные, лоснящиеся, упитанные быки флегматично переминались с ноги на ногу и били себя по бокам длинными хвостами с пушистой кисточкой на конце. Канава вдоль дороги их интересовала гораздо больше, чем сам тракт. Шли они размеренно, не напрягая тёмно-серые блестящие бока. Конструкция телеги предполагала перекладину на уровне груди животного, куда возницы крепили торбы с бордовой травой, водой или тёмным сеном. Таким образом, буйволы ели на ходу и могли идти, не останавливаясь, весь день.
Дорога до Сарканы́ занимала местную неделю, то есть двенадцать дней. К концу первого дня я всерьёз задумалась, почему мне не сиделось в столице. Второй день провела на ногах, большую часть времени двигаясь трусцой впереди каравана, чтобы попа не оквадратилась от бесконечного сидения. Жаловаться было не на что — воздух пах сладко и упоительно (это если идти впереди каравана, а не сзади, где пахло свежей сельской жизнью). Каменная дорога быстро оттаяла от снега и сохла на глазах, а от длительной быстрой ходьбы мысли обретали ясность.
Первая ясность, которую я обрела, состояла в том, что у меня больше нет дедлайна. Я привыкла мыслить категориями «до свадьбы» и «после свадьбы». Если изначально планировала из своего путешествия вернуться к концу весны, то теперь я абсолютно свободна, и потратить даже дюжину дней на приятную дорогу — это больше не возмутительная роскошь, а моё время для знакомства с этим миром.
Вторая ясность была в том, что моё местонахождение, скорее всего, не имеет значения. Иномирная колдунья может расположиться как в центре столицы, так и у чёрта на куличках — на дальнем краю географии. Вполне возможно, что я приближаюсь к ней прямо сейчас.
Третья и самая главная ясность заключалась в том, что мои ресурсы невозобновляемые. Пока у меня много еды, но сухим пайком я никогда раньше не питалась и с трудом могла сказать, на сколько хватит этого запаса. По моим ощущениям — на месяц, не меньше, но это неточно.
На Земле я зарабатывала пением, здесь публике моё исполнение тоже пришлось по вкусу. Можно даже накинуть баллов за экзотичность, всё-таки инструмент у меня красивый и песни необычные, но тут же есть и минус — понимать меня могут немногие. Логично было бы стараться сохранить все свои запасы, в том числе и денежные, а на жизнь и ночлег как-то подрабатывать.
Четверо возниц в караване явно скучали. Я решилась на эксперимент, забралась в первую телегу и расчехлила гитару. А дальше немного играла, немного пела. Возницы оживились, и даже животные пошли веселее.
— Эх, красиво поёшь, только всё не на нашем. Я думал, что варвары на общем говорят, а оно вон что.
Первым на контакт пошёл самый молодой из спутников, вихрастый крупный мужчина с перебитым носом и грубыми мозолистыми руками. С закатанными до локтя рукавами и богатой шевелюрой, перевязанной тёмной лентой через лоб, он напоминал былинного богатыря. Звали его Расим.
— Это не варварский, а язык того места, где я родилась, — ответила я, перебирая струны.
Спутники поначалу были немногословны, но теперь заметно оттаяли, стали перешучиваться и даже устроили ставки, какой буйвол опорожнится первым. Судя по всему, это известная дорожная забава. Я поначалу не сильно оценила интеллектуальный потенциал этого занятия, но к третьему дню вполне втянулась и тоже делала ставки.
Возницы беседовали о своём, я часто вслушивалась в их разговоры в попытках почерпнуть полезную информацию. Круг интересов у нас совпал только в вопросе стоимости ночлега в тавернах. В этой местности — тридцать медяшек за комнату и десять за еду, ближе к южной столице общая сумма доходит до пятидесяти. Караванщики предпочитали ночевать под открытым небом, только вот дожди весной шли часто, поэтому нам предстояла ночёвка под крышей. Кроме того, ближе к Саркане́ и лихие люди по ночам не дремлют, а на постоялом дворе товар будет в безопасности.
У меня появилось очень много свободного времени для размышлений и рефлексии.
Мысли, что я убила трёх человек, старалась гнать подальше. Разве был выбор? Однако сердце глухо замирало от того, насколько быстро я превращалась в безжалостного монстра — сначала воткнула кинжал в Рина́ра, потом убила троих магией. Неудивительно, что такая невеста императору оказалась не по вкусу. Как же быстро слетела наносная шелуха цивилизации.
Вольно или невольно я постоянно возвращалась в размышлениях к Рина́ру. Его предательство вызывало боль и тоску, но злости почему-то не было. Я подсознательно продолжала искать оправдание его поступку. Интуиция подсказывала, что, несмотря на резкость и вспыльчивость, он неплохой человек, и подлость ему не свойственна. Такие, как он, не убивают чужими руками и не втыкают нож в спину. Чуйке привыкла верить, вот и мучилась между несоответствием фактов и чувств. Может, я чего-то не знала? Ведь, когда в нас полетели боевые заклинания, он меня закрыл собой. Какой был в этом смысл, если он хотел моей смерти? И какой смысл был соглашаться на мою казнь, если моей смерти он всё-таки не хотел?