(В темноте тихо поет ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА, тогда как свет падает на БЛОССОМ, женщину, которой 73 года в 1883 г., когда мы впервые видим ее, но она еще будет моложе и вновь станет старой по ходу пьесы).
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (тихо поет в тенях):
Au clair de la lune
mon ami Pierrot
prete-moi ta plume
pour écrire un mot.
Ma chandelle est morte
je na'ai plus de feu
ouvre-moi ta porte
БЛОССОМ. Эпплдорн – фамилия нашей семьи, но я также помню слова моей мамы о том, что так называлась восхитительная деревня, из которой мои родственники перебрались в Америку и осели в Огайо, полная яблонь, купающаяся в аромате яблочного цвета и запахе упавших яблок, но у меня от той деревни сохранилось только одно воспоминание: лестница, очень крутая, и мне казалось, что, упав с нее, я провалюсь к центру земли. И кто-то, возможно, мой отец, клал мне руку на плечо и предупреждал, не свались со ступенек, сладенькая.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет):
Au clair de la lune
Pierrot repondit
je n'ai pas de plume
БЛОССОМ. Про меня говорили, что я милашка, но глуповатая. Так люди называют тех, кто не такие, как они. Причиной называли лихорадку 1815 года, которая забрала моих родителей. Мне тогда было пять лет, и ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА забрала меня к себе, в Индейские пещеры рядом с Грим-озером.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет):
Va chez la voisine
je crois qu'elle y est
[3] —
БЛОССОМ. Она пела мне на французском, когда мне снились кошмары, держала на руках и покачивала, пока я не засыпала.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет):
БЛОССОМ. Ее муж, Джонас Грей Вольф говорил, что это к беде, брать в семью сироту, и, наверное, знал, о чем говорил, потому что ребенком его взяла к себе Сюзанна Роуз из харчевни «Красная роза», вместе с другими полукровками и захваченными детьми, которых делаверы оставили в пещере, но Джонасу определенно не нравилась его белая половина, и он перебрался в Индейские пещеры, как только подрос, и жил там один, пока туда не забрел старый, оборванный охотник, который привел Энни-Француженку. Увидев Джонаса, она решила, что именно он ей и нужен, а потому, когда охотник увел ее с собой, сбежала и вернулась к Индейским пещерам. Джонас велел ей уходить, но она не ушла, и охотник вернулся за ней, и Джонас наблюдал, как он ее бьет, а она только смотрела на Джонаса, когда охотник утаскивал ее в лес. Но в ту же ночь, когда охотник, напившись, заснул у костра, Джонас Вольф вынырнул из темноты, перерезал охотнику горло, вздернул на суку, чтобы вороны могли им полакомиться, и увел Энни-Француженку в свою пещеру. Это ошибка, сказал он. Но по тому, как он смотрел на нее, она могла определить, что он не сожалеет.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет):
Au clair de la lune
l'aimable Harlequin
frappe chez la brune
БЛОССОМ. Она рассказывала мне эту историю и пела старинные французские песни, поэтому я выросла в полной уверенности, что любовь существует.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет):
Qui frappe de la sorte?
It dit a son tour
ouvrez votre porte
БЛОССОМ. Вот так трое их детей стали моими братом и сестрами, Анни-Мари, Джон Пол и Флора, и с девочками я всегда ладила, а вот Джон Пол, с того момента, как мне исполнилось семь, а ему – двенадцать, не давал мне прохода, лапал меня, совал руки под платье, подглядывал, когда я мылась, терся об меня ночью, и его отец однажды поймал его, когда он лежал на мне, отвел в сарай, и как следует выпорол ремнем, но его это не остановило, ничто не могло его остановить, при каждом удобном случае он продолжал лапать мою грудь, проводить руками по бедрам. Если бы он делал это более нежно, мне могло это понравиться, потому что я жаждала любви, но он все делал так, что мне хотелось держаться от него подальше. В то лето, когда мне было шестнадцать, в сумрачный, дождливый день я пошла на Холм призраков, чтобы собрать чернику, и услышала чей-то шепот в своей голове.
ВОРОН (мужской голос из темноты). Не свались со ступенек, сладенькая.
БЛОССОМ. Я посмотрела вверх, увидела большого старого ворона, сидевшего на ветви дерева, и каким-то образом сразу поняла, что это он шепчет в моей голове.
ВОРОН. Не свались со ступенек, сладенькая.
БЛОССОМ. А потом кожу словно принялись колоть тысячи крошечных иголок, внутри все затрепыхалось, волосики встали дыбом на руках и на загривке, огромная молния ударила с неба, а грохот едва не разорвал мои барабанные перепонки. (Яркая вспышка, темнота и оглушительный гром). Я лежала в траве и смотрела вверх, и видела Эпплдорн, маленькую деревню Эпплдорн с ее чистенькими мощеными улочками и домами на склонах холма, и ощущала запах яблок, потом – печеных яблок, наконец – горящей плоти, и осознала, что это моя плоть.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет в темноте, света все прибавляется):
Au clair de la lune
on n'y voit qu'un peu
on chercha la plume
БЛОССОМ. Очнувшись вновь, я поняла, что уже в пещере, и Энни-Француженка поет мне, как пела в детстве, когда я была маленькой, и мажет обожженные места самодельной мазью, которая пахла яблоками, и я слышала Джона Пола, рыдавшего, как ребенок. Он шел следом за мной, нашел меня, лежащую на земле, и отнес домой, рыдая всю дорогу, потому что по-своему он меня любил. Я не понимаю мужчин. Вот и Джонас Грей Вольф, который не хотел становиться моим отцом, сидел со мной всю ночь, пока Энни спала. Не сказал ни слова, но когда я открыла глаза, гладил меня по волосам и смотрел на меня.
ВОРОН. Не свались со ступенек, сладенькая.
БЛОССОМ. Все думали, что я умру, но Энни-Француженка упрямо качала головой.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА. Нет, нет. Она – сильная девушка. Будет жить долго и сделает много хорошего. Ведь так, сладкая моя?
БЛОССОМ. И поскольку она так сказала, я ей поверила и выжила.
ЭННИ-ФРАНЦУЖЕНКА (поет):
En cherchant d'la sorte
je ne sais ce qu'on trouva
mais je sais que la porte
БЛОССОМ. Когда я стала поправляться, шепот в моей голове слышался все чаще, разговаривали уже несколько голосов, иногда я слышала их в лесу, словно шептали птицы или другие существа, а потом меня начало рвать по утрам, живот становился все больше, и Энни-Француженка сказала мне, что я жду ребенка, и вот так я вышла за Джона Пола. Это правда, раз или два, в проливной дождь, за поленницей, я жалела Джона Пола, но я точно знала, что ребенок этот не его. Я узнала это от молнии. Это был ребенок Бога или, если не Бога, то кого-то еще, более древнего, чем Бог, живущего на Холме призраков. И Ворон, когда все это произошло, пытался сказать мне, кто отец ребенка.
