Антон Рай - Эстетический страшный суд

Эстетический страшный суд
Название: Эстетический страшный суд
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Эстетический страшный суд"

Сборник рассказов, в котором каждый пытливый читатель, как надеется автор, найдет себе рассказ по вкусу. Ну а читатели непытливые пусть себе идут мимо.

Бесплатно читать онлайн Эстетический страшный суд


© Антон Рай, 2022


ISBN 978-5-0059-3145-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Рассказы

Эстетический страшный суд

Никогда бы не подумал, что мне придется гореть в аду. Вот как всё вышло. Для начала мне, разумеется, пришлось умереть, а уж как это произошло, хоть убейте – не помню. Я не молод и не стар, особенно не болею, образ жизни веду умеренный, – так что скорее всего я попал под машину, ну или мне, как говорится, на голову свалился кирпич. В общем, не знаю. Ну, умер и умер, дело в конце концов житейское. А как умрешь, первая забота – куда попадешь: в рай или в ад; греться, так сказать, на солнышке или жариться, некоторым образом, на сковородке. Вот и сижу я в чем-то наподобие приемной, ко мне подходит кто-то вроде ангела и ведет меня к чему-то вроде двери, на которой написано что-то вроде слов – «Страшный суд». Смотрю, а дверей-то не одна, а две. На одной написано – «Этический страшный суд», на другой – «Эстетический страшный суд». Я вопросительно посмотрел на ангела (если это ангел), ангел вопросительно посмотрел на меня (если это еще я), явно ожидая, когда я совершу свой приневоленный выбор. Я задумался: чего мне так уж бояться этического суда? Я в своей жизни совершенно точно никого не убил, кажется, никого не ограбил, и даже, увы, ни с кем не прелюбодействовал. А все ж-таки, знаете, скребут на душе какие-то кошки, неспокойно как-то. Мало ли? А вот что если завернуть в эстетическую секцию? Что такое эстетический суд? Не физиономию же мою будут оценивать? В любом случае «эстетический» звучит как-то не так страшно, как «этический». В общем, я еще какое-то время поразмышлял и сделал свой первый посмертный шаг, который оказался роковым…

Сделав этот шаг, я очутился в просторной зале и прошел на что-то похожее на небольшой помост с кафедрой. Более всего эта кафедра напоминала место лектора, стоящего перед возвышающейся на много рядов аудиторией. Зал был переполнен и шумен, но видеть я никого не мог – всё кругом тонуло в какой-то дымке. Некоторое время я просто стоял и собирался с мыслями, думая о том, что от меня ожидается в данных обстоятельствах. Вдруг глубокий и мелодичный голос из тумана задал мне самый неожиданный вопрос:

– Читали ли вы «Преступление и наказание» Достоевского?

– Читал, – удивленно ответил я.

По залу пробежал одобрительный, как мне показалось, гул.

– А «Анну Каренину»?

– Достоевского?

– Ха-ха, я попросил бы вас временно воздержаться от плоских шуток, а то скоро вам станет не до смеха. Не время юморить на пороге вечности (замечу, что мелодичности в голосе заметно поубавилось, зато отчетливо проявилась суровая властность). Итак, читали ли вы «Анну Каренину» Толстого?

– Читал и «Анну Каренину» – и именно Толстого.

– И помните эпизод с художником, с которым Анна и Вронский встретились в Италии?

– К чему эти вопросы?

– К чему задаются все эти вопросы, вам станет ясно, когда мы получим на них исчерпывающие ответы. И я во второй и последний раз попросил бы вас отнестись ко всему происходящему всерьез, иначе дальнейшее для вас превратится в молчание. Вы этого хотите?

Я этого определенно не хотел, соответственно и ответствовал:

– Нет.

– Хорошо. Надеюсь, Мне не надо спрашивать, какие ассоциации пробудила у вас фраза «Дальнейшее для вас превратится в молчание»?

– Не надо.

– И все-таки я спрошу: какие?

Здесь мне очень захотелось пошутить и ответить в духе: «И всё же спрашивать не надо», но урок пошел впрок, и я ответил:

– «Дальнейшее – молчание» – это фраза Гамлета из «Гамлета»… Шекспира. Фраза дана в переводе Пастернака, в оригинале она звучит: «The rest is silence».

Одобрительный гул в зале.

– Я рад, что вы читали «Гамлета» (и даже как минимум заглядывали в оригинал), хотя если бы вы его не читали, то и никакого разговора между нами быть бы и в принципе не могло. А читали ли вы «Кориолана»?

– «Кориолана», признаюсь, не читал.

– Не читали… Но вернемся к «Анне Карениной». Итак, спрашиваю еще раз: помните ли вы эпизод с художником, Анной и Вронским?

– Помню и, кажется, неплохо.

Снова одобрительный гул. Голос продолжал вещать:

– Перескажите вкратце, заодно и проверим, насколько неплохо вы его помните.

Я приступил к пересказу:

– Анна и Вронский уехали за границу, так как их положение в России было сомнительным (Анна так и не развелась с мужем, но это отдельная история). За границей Вронский, от нечего делать, занялся живописью и принялся за портрет Анны, а потом им встретился известный художник, которого они также попросили написать портрет Анны. Художник согласился, но дружеские отношения с заказчиками у него так и не завязались. Более того, и Вронский и его знакомые полагали, что живопись Вронского мало чем уступит живописи признанного художника, у художника же любительские потуги балующегося живописью путешествующего аристократа вызывали лишь досаду. Вронскому же казалось, что тот ему просто завидует – ведь он запросто справляется с тем, на что художник потратил всю свою жизнь. В итоге портрет Анны был написан и вручен, расстались довольно холодно. Художник остался наедине с искусством, Вронский – наедине с Анной. Вообще же, Вронский довольно скоро охладел к живописи, осознав все трудности, с которыми ему придется столкнуться. Если вкратце, то – всё, могу припомнить и подробности.

– Не стоит (голос снова стал мелодично-доброжелательным). Мы видим, что вы действительно читали «Анну Каренину». Кстати, а не припомните ли вы фамилию этого художника?

– Фамилия… Вот, вылетела из головы. Ива́нов? Нет, Ива́нов – это настоящий художник, написавший «Явление Христа народу», а этот художник тоже писал Христа, потому у меня и возникла ассоциация… Как же его фамилия? Чартков? Нет, это художник из «Портрета». Точно помню, что заканчивается на -ов. Простая какая-то фамилия, а попробуй вспомни, прямо Овсов какой-то… Нет, не вспомню.

– Его фамилия – Михайлов, но по ходу воспоминаний вы продемонстрировали эрудицию, которая вполне компенсирует незнание этой фамилии. К тому же суть важнее буквы, знание же фамилий не равноценно знанию текста. И всё же ключевые фамилии в ключевых текстах знать полагается – это играет определенную роль при распределении посмертного эстетического блаженства; пусть незначительную, но играет.

– Буду знать – ответил я, начиная понимать, что здесь не более не менее как определяется моя будущность на ближайшие лет этак миллиард. Голос же продолжил свой эстетический опрос-допрос:

– Конечно же вы читали «Историю Тома Джонса, найденыша»?

– Да уж конечно, – ответил я, хотя читал эту книгу довольно давно и только один раз и не сказать, чтобы хорошо помнил подробности, так что я весьма опасался, что и здесь меня попросят припомнить какую-нибудь сцену, но этого, слава небу, не произошло.


С этой книгой читают
Этот труд, а точнее, эту безделицу следовало бы скорее назвать «Недостоверной историей философии»; ну да уж назвал, как назвал, а посему: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!». Да, улыбайтесь, но не забывайте интересоваться философией – причем всерьез.
Сюжет книги прост: режиссер Виктор Гольц снимает кино. Но на фоне этого простого сюжета разворачивается множество интересных событий и раскрывается немало тайн неодолимо-притягательного киномира.
Безумно интересный диалог, в котором безумный миллиардер Александр Томский раскрывает сущность созданного им безумного сообщества – ГКП. Для узкого круга читателей, непонятно почему интересующихся философией.
Сборник философских работ разных лет. В сборнике пять частей: 1. Смысл. 2. Культура. 3. Война и мир. 4. Натурфилософия. 5. Реальность. Тот, кто хочет жить культурно и со смыслом, сражаясь исключительно за истину против лжи, тот просто обязан прочитать этот сборник, – и он окажется в подлинной реальности!
В книгу вошли четыре сказки – «Про бедного Иванушку», «Про непутевую бабу», «Про Семена Ложкаря» и «Сказочка про непослушных детей». Книга содержит нецензурную брань.
В один миг её жизнь резко изменилась. В одно мгновение она потеряла всех, кого любила. Остались лишь жалкие воспоминания, каждый раз задевающие израненную душу. И каждый раз вспоминая, в голове проносились одни и те же слова: «Пламя, ты забрало из моей жизни всё, что я любила. Безжалостно оставило одну в угоду себе и этому миру. Почему я до сих пор хожу по этой прогнившей земле? Почему я до сих пор дышу этим отравленным воздухом? Скажи, почему я
«В какой-то момент, когда стало чуть полегче, он вдруг понял, что похож на курицу, которая, склоняясь над деревянным корытцем и вытягивая шею, погружает клюв в воду, а глотнув, обязательно потом запрокидывает головку назад, устремляя красновато-оранжевые глазки в небо. Так подсказала ему память детства, когда он приезжал в село к бабушке и дедушке, пока они были живы, и по их просторному двору вольготно расхаживали пеструшки – в Киеве на асфальте
У каждого человека есть прошлое и парадокс заключается в том, что чем дольше живёт человек, тем ближе становится для него это самое прошлое, он с любовью и нежностью вспоминает своё детство, свою юность, всё то, что так неумолимо исчезает и растворяется в дымке времени…
Спасаясь от ритуала жертвоприношения ордена чёрных чекитов, герои разными путями приходят в страну Уланез, которая находится в верхних подземных странах. Уланез расположен под пластом горного хрусталя, через пласт горного хрусталя в страну проникает солнечный свет. Герои ищут спасения у правителя этой страны. Но оказывается, и ему грозит смертельная опасность от мятежников. Спасая себя, правителя и его союзников, герои вступают на путь войны. Пои
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном "кольца Анаконды", Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва – зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Сборник стихов. Воспоминание о детстве. Описание родного края, малой родины, семьи. Пейзажная лирика тесно переплетается с городской и гражданской лирикой.
Все маги этого мира обучаются в общинах и проходят проверку способностей. Если в волшебнике обнаруживается склонность к темному колдовству, то его погружают в вечный сон. Сионе предстоит скоро пройти это испытание, но молодую женщину мучает дурное предчувствие.Она влюблена и хочет сбежать и укрыться ото всех с любимым. Но принесет ли любовь счастье или темная сторона волшебницы возьмет верх?Это история о моральном выборе, борьбе и принятии себя.