«Жизнь сеет рознь,
От драмы – травма,
Резвиться – молиться.
Бог – он ушел,
А вот снег – он идет».
Действующие лица:
КЕЛСО – старик
МОТТ – старик
Место действия:
Тоннель глубоко под городом.
(КЕЛСО и МОТТ, два потрепанных жизнью, оборванных старика сидят в тоннеле, глубоко под городом, подсвеченные тусклым светом костерка, окруженные темнотой).
КЕЛСО. Дороти Килгаллен.
МОТТ. Кто?
КЕЛСО. Это больше, чем хлебница.
МОТТ. Не знаю.
КЕЛСО. У меня есть секрет.
МОТТ. Какой?
КЕЛСО. Такая была игра. Они должны были догадаться. Они играли в игры. Какой была моя реплика? Кого это волнует? Трансляция шла из Нью-Йорка, прием был отвратительный, как «Капитана Видео», с куда как меньшим интеллектуальным содержанием. Эти люди были тупее волана. За исключением Эрни Ковача. Он был хорош. Поэтому его и убили. А она жульничала. Подглядывала поверх маски. Они платили реальные деньги, чтобы играть в игры в телевизоре. Кто, черт побери, были эти люди? Это выше человеческого понимания. Америка сюрреалистична. Ты понятия не имеешь, о чем я говорю, так?
МОТТ. Я помню это, как послезатрашний день. Тристан Тзара читает вслух что-то из газеты, тогда как электрический колокольчик продолжает звенеть, поэтому никто ничего не может расслышать. Толпа кричит, требуя, чтобы он ушел со сцены. Старик присел в проходе, справляя большую нужду. Беременная женщина теряет сознание, и тут же усатый коротышка начинает ее раздевать. Отступив на шаг, спускает. Я – проктолог, и это мой нос. Теперь он снимает с нее бюстгальтер. Ее груди великолепны, все три. Он начинает сосать их, одну за другой, похрюкивая, как поросенок. Прославленные члены французской академии пускают слюни и бормочут какие-то глупости. Морис Шевалье играет на губной гармонике. Генерал Петен изображает музыкальный писсуар. Русские с балкона бросают в зал маленьких собак. Королева Неаполя падает без чувств от удара таксы по голове. Мужчина, держащий в руках красную курицу, предсказывает, что будущее будет таким же, как прошлое, только наоборот. Тогда мы и представить себе не могли, что он таки был прав. Когда загорается свет, Эмиля Золя находят повесившимся на ремне.
КЕЛСО. Этот выпуск я пропустил.
МОТТ. Он был очень информативным.
КЕЛСО. Усы и большая сигара.
МОТТ. У Дороти Килгаллен?
КЕЛСО. У Эрни Ковача. Дороти Килгаллен тоже убили.
МОТТ. Сюрреалисты?
КЕЛСО. Они появляются из-под земли, как слизни после дождя. Под землей много окутанных тайной тоннелей. Некоторые проложены под пустошами, другие – под мегаполисами, глубоко под подвалами и полуподвалами, мощеные брусчаткой подземные дороги, огибающие древние каменные жилища под Балтийским морем.
МОТТ. Балтийское море – гигантская мистификация, прокрученная литовцами и населенная говорящими рыбами.
КЕЛСО. Когда-то в подземных городах люди жили во множестве, но теперь большинство заброшены. Но не полностью. Остаются в них загадочные существа. Когда-то они были людьми, а может, театральными критиками. Но кто они сейчас…
МОТТ. Безголовые люди бросаются со сцены куриным салатом, бифштексами и карликами. Из гроба появляются воздушные шары и плывут к потолку. Обнаженная девушка вылупляется из яйца и танцует мамбу с огромным селезнем.
КЕЛСО. Раньше я жил в полой статуе быка в Вашингтон-Сквер-Парке, недалеко от того места, где Генри Джеймс мочился в 1879 году, но потом Центральное разведывательное управление заставило меня перебраться в канализационные тоннели.
МОТТ. Ганс Арп носит туфли из шкуры гиппопотама. Консьержка вымазанная майонезом. Пикабиа объявляет, что любая вера – это болезнь, но допускает, что это еще и сифилис.
КЕЛСО. Я совокуплялся с Зазу Питтс в доме 13 по Корделия-стрит. Потом мы помыли ноги. Она научила меня, что некоторые облака – совсем не облака.
МОТТ. Актеры в сундуках и мешках в океане зеленого света. Невозможно понять, кто что говорит. Мадам Мельба поет Вторую симфонию Малера. Птицы засыпают ее ругательствами. Она замолкает и в слезах убегает из театра. Позже ее находят утонувшей в Балтийском море.
КЕЛСО. Я могу выпить Балтийское море, такая чудовищная у меня жажда.
МОТТ (достает из кармана бутылку, протягивает КЕЛСО). Вот. За счет заведения.
КЕЛСО. Что это?
МОТТ. Самое лучшее вино Нью-Джерси.
КЕЛСО. Хорошо. Я пью только качественное. (Пьет). Ах-х-х. На этом и трактор поедет.
МОТТ. Однажды ездил на тракторе. В Небраске. Задавил козу.
КЕЛСО. Это была грустная история, насчет Мельбы и птиц.
МОТТ. Ты не думаешь, что это чересчур.
КЕЛСО. Нет. Они продолжают говорить тебе: убей своих близких. Убей своих близких, говорят они. Убей своих близких. Чушь собачья. Не убивай своих близких. Убивай говнюков, которые продолжают говорить тебе: убей своих близких. Эти самодовольные сукины дети слишком глупы, чтобы иметь близких. У них интеллект слизистой плесени. У Зазу Питтс были сами прекрасные ступни в Вунсокете. Я подерусь с любым, кто скажет обратное.
МОТТ. Андре Бретон снял фильм с Сати, в котором совокуплялись два пианино. Даже дырка может быть произведением искусства, говорил он. В качестве примера я приведу тебе Сесиль. Более колоритные анекдоты о жизни сюрреалистов написаны на собачьих шкурах, которые продаются в катакомбах за полтора доллара и два автобусных жетона, и к каждой полагается свежий банан.
КЕЛСО. Ты слышишь голоса?
МОТТ. Да. Они пытаются продать мне мазь, которая удлинит мой пенис.
КЕЛСО. Голос Бога однажды заговорил со мной из вихря, и знаешь, что сказал мне Бог, отчетливо и ясно, совсем как Орсон Уэллс?
МОТТ. Что-то о Дороти Килгаллен?
КЕЛСО. Нет. Бог сказал: «НЕМЕДЛЕННО ГАЗАНИ».
МОТТ. Немедленно газани?
КЕЛСО. НЕМЕДЛЕННО ГАЗАНИ!
МОТТ. Бог сказал тебе такое? Немедленно газани?
КЕЛСО. Ясно и отчетливо.
МОТТ. И ты повинуешься его заповедям?
КЕЛСО. Всякий раз, когда есть такая возможность. (МОТТ отступает на пару шагов. КЕЛСО предлагает ему бутылку). Сам выпьешь?
МОТТ. Я пью только свежее грудное молоко из-под крана. С Богом я знаком. Встретил его под русскими горками на Кони-Айленде. Он работал диктором в Гранд-Стейшн-Сентрал. Мне нравится, как там падает свет, и эхо шагов, и голоса. Потом его сшибло такси.
КЕЛСО. Надо быть осторожным. Шпионы ЦРУ везде. Нельзя доверят даже пупочным катышкам.
МОТТ. Мой тебе совет. Прислушивайся к дятлу и воронам. У меня однажды было воронье перышко с посланием Бога, написанным лаком для ногтей. «Оставь меня в покое», – говорилось в нем. Просто оставь меня в покое. В конце концов, нас всех сожрет иконография.
КЕЛСО. Но я не могу оставить это в покое. Я знаю такое, что может обрушить государство, словно карточный домик. Эти вскормленные кукурузой, размахивающие оружием, топчущие Библию, страдающие ксенофобией массы, пешки богачей, банков и корпораций, которые заливают их по уши кукурузным сиропом с большим содержанием фруктозы, эти мужланы понятия не имеют, что стоит за нечестивой троицей из Бога, страны и автоматической пружины, взводящей ударник фаллических символов.
