Тина любила путешествовать. Ей одинаково нравились и острова с белым песком, просторными бунгало или комфортабельными домиками в стиле туземных хижин, и отели Венеции или Копенгагена. И тюльпаны Голландии она обожала, так же как путешествовать на судне по каналам, останавливаясь только у ресторанчиков. Иногда Тине казалось, что мир вокруг похож на яркую открытку и вокруг царит вечный праздник. Рождество в Амстердаме, Елисейские Поля и толпы счастливых беззаботных людей, узкие улочки старого Стамбула, древние города и храмы Южной Америки. Разве все это не праздник?
Конечно, после стольких лет путешествий Тину сложно было чем-то удивить, и она решила, что просто поедет на недельку в Палермо, потому что весна оказалась затяжной и холодной, а в Палермо она была всего однажды, ей хотелось вернуться туда.
Муж не смог поехать с ней, в последние пару лет он был очень занят. И немудрено – после смерти отца Тины ему одному пришлось заниматься бизнесом.
– Конечно, поезжай, – напутствовал он жену. – Там тепло, а ты никак не вылечишь свой бронхит.
– А как же ты?
– А у меня как раз очень сложные переговоры, малыш. – Семен погладил руку Тины. – Да ты меня знаешь, я вообще не любитель заграничного отдыха. Мне бы на озеро с удочкой…
Они были вместе уже пять лет. Тина не помнила названий всех этих годовщин, но их семья в отмечании бессмысленных дат и не нуждалась. Семен оказался прекрасным мужем – он сразу же как-то сумел войти в ее окружение, поладить с отцом, который подозрительно относился ко всем Тининым ухажерам, предполагая в них охотников за приданым, и саму Тину Семен понимал как никто – не изводил ревностью, не устраивал сцен вокруг ее поездок, не мешал ей вести ту жизнь, к которой Тина привыкла.
Но для нее важнее всего было то, что Семен и отец отлично поладили.
Отец был сложный человек, их с Тиной связывали странные, ни на что не похожие отношения. Она не знала, любил ли ее отец, возможно, он не любил вообще никого. Тем не менее все молодые люди, которые появлялись около дочери, подлежали тщательной проверке – негласной, но ее результаты всегда доводились до ведома Тины. Впрочем, ее это скорее забавляло, чем раздражало – она никогда не придавала значения отношениям, не стремилась к ним и уж точно не собиралась замуж «во цвете лет», как она говорила. Перед ней был огромный мир, где происходили карнавалы, театральные премьеры, показы мод, распродажи и прочие интересные вещи, и требовалось успеть все увидеть, узнать, пощупать. И с домом Тину связывал только отец, а когда отца не стало, то и вовсе ничто уже не связывало, даже Семен.
Тина вообще иногда не понимала, почему вдруг вышла за него замуж, но Семен слишком мало обременял ее, чтобы думать об этом дольше, чем она находилась в их доме, а это обычно было недолго. Она приезжала, подписывала какие-то бумаги и уезжала снова. После смерти отца ей приходилось постоянно что-то подписывать, и это раздражало.
И теперь она собиралась в Палермо. Потому что зима отчего-то все не хотела уходить – а должна была! Тина уже предвкушала, как она выйдет из самолета, поймает свой багаж и поедет в отель, где для нее уже заказан номер. Потом возьмет напрокат машину и… Тина не знала, что станет делать дальше, но так было даже интереснее.
Чемодан получился небольшой, но увесистый – хорошо, что колесики. Тина не любила путешествовать с большим количеством багажа, только самое необходимое: кое-какую одежду, косметику, белье, ноутбук и фотокамеру. И резную шкатулку с мелочовкой, и небольшого мягкого ягуарчика Боню, и фотоальбом, и пару наволочек. Наволочки – был ее пунктик. Тина ненавидела спать на подушках, затянутых в гостиничные наволочки. Всегда заменяла на свои, а проснувшись, снимала их с подушек и прятала, чтобы прислуга, убирающая номер, не впала в ступор при виде синеньких наволочек в белый горошек. Тина хранила их с детства, с тех времен, когда была мама и все было хорошо. И всегда брала эти наволочки с собой, куда бы ни ехала.
– Что, Тиночка, снова уезжаешь?
Это Елена Игоревна, экономка, домоправительница и дворецкий в одном лице. Тина не любила чужих в доме, Семен тем более, а Елена Игоревна жила в их семье очень давно, с самого детства Тины, и считалась кем-то вроде дальней родственницы.
– Ага. – Тина беззаботно улыбнулась, пакуя в косметичку лак для ногтей. – Надоел холод.
Она закашлялась и швырнула косметичку на кровать. Кашель донимал Тину которую неделю подряд, она никак не могла от него избавиться, но рассчитывала, что теплый воздух и солнце смогут сделать то, что не сделали горы таблеток – вылечить этот мучительный кашель.
– Кашляешь-то нехорошо.
– Зато тренированно. – Тина не любит обсуждать свое здоровье, считая эти разговоры признаком надвигающейся старости. – Ничего, солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья, так что кашель уйдет сам собой.
Как ни уговаривал Семен обратиться к врачу, Тина отмахивалась. Она не любила больницы, не верила докторам и не понимала, зачем нужно обращаться к ним по поводу банального кашля, если есть Интернет, есть аптеки, а таблетки можно купить любые. Правда, на этот раз таблетки не помогли, но Тина очень надеялась на благотворный итальянский климат.
– Поела бы перед дорогой…
– Не хочу. – Тина еще раз перебрала в памяти все предметы, которые собиралась взять с собой, – нет вроде бы ничего не забыла. – Меня потом в самолете будет тошнить.
Мысленно Тина уже была далеко и радовалась предстоящей поездке. Она и так пропустила Рождество, которое пришлось отмечать вместе с Семеном и его партнером. Они все вместе поехали в Альпы, но дело в том, что Тина не любила ни снег, ни лыжи, ни все эти альпийские радости, а уж тем более в компании незнакомцев. И если сам партнер Семена, Михаил Леонтьев, был вполне себе терпимый гражданин, только немного шумный, то его жена Мила оказалась вульгарной, искусственно выращенной блондинкой, при этом капризной, склочной и крикливой. Тине огромных трудов стоило не появляться на людях вместе с этой дружной компанией: она спала дольше них, потом спускалась в ресторан, завтракала в одиночестве и отправлялась в Зёльден – гулять по его улочкам. Главное, чтоб подальше от громко хохочущего Михаила, вечно находящейся на грани истерики Милы и Семена, который зачем-то затеял эту поездку как раз тогда, когда она собиралась отправиться на Кипр. Но Семен сказал, что ему это важно, и Тина уступила. Если важно, то, конечно же, она принесет такую жертву. Но о размере этой жертвы Семен даже не догадывался. И только Михаил, хитро прищурившись, как-то спросил Тину:
