Приблизительно около этого времени сильный ветер кармы будет толкать тебя сзади, вызывая страх. Не бойся его, это порождаемая тобой же иллюзия. Увлекаемый этим ветром, ты будешь двигаться то в одну, то в другую сторону, и твоему не имеющему опоры уму, подобному перышку, дыхание этого ветра будет служить конем.
Тибетская книга мертвых
Из протокола осмотра места происшествия
Осмотр производился при естественном освещении. Температура воздуха +27 °C. Место происшествия находится в одной из комнат трехкомнатной квартиры. Помещение площадью около 30 кв. м. Квартира на текущий момент нежилая, в состоянии ремонта. Расположена на пятом (последнем) этаже дома старой постройки.
Окна комнаты выходят на балкон. Балкон не застеклен, ограждение – решетка. Балконная дверь не заперта, следов повреждения замка не обнаружено. Балкон общий с соседским, отгорожен решеткой и деревянными шкафами, предположительно голубятнями. Квартира соседей находится на той же лестничной клетке, что и вышеупомянутая квартира. Жильцов в соседней квартире на момент составления протокола не выявлено.
Входная дверь в квартиру не заперта, следов взлома не обнаружено. На месте происшествия имеются пятна красно-бурого цвета, два пятна диаметром по 3 см и одно – 5 см, предположительно – это кровь потерпевшего. При осмотре окружающей территории в непосредственной близости от места происшествия найдены:
– на расстоянии 2 м к северо-востоку обрезок металлической трубы;
– с западной стороны в 1,5 м мобильный телефон;
– на балконе скомканные платежные чеки;
– в ванной комнате два окурка от сигарет длиной 1,5 и 2 см.
В ходе следственных действий удалось установить, что название кофе на одном из чеков совпадает с названием кафе, расположенного под окнами квартиры. Время, указанное в счете, – 22.49. Дата предшествует дню составления протокола.
В соседней комнате обнаружена пустая бутылка емкостью 0,7 л, изготовленная из прозрачного зеленого пластика. При осмотре бутылки в косо падающем свете обнаружено два слабо видимых следа пальцев рук. После обработки в левом следе отобразилась центральная часть завиткового папиллярного узора. Во втором следе отобразилась правая часть центральной зоны петлевого узора с дельтой. Ножки петель направлены влево. Первичное заключение врача-криминалиста о причине наступления смерти прилагается. Протокол прочитан вслух следователем. Замечания на действия следователя и правильность составления протокола от понятых не поступили.
Моя жена должна была вот-вот родить. Срок приходился на сентябрь, шла последняя неделя лета, но жена выглядела безмятежной, словно под комбинезоном не живот, а подушка, которую нужно таскать, как епитимью. Врач, лысый француз из европейского Центра, на приемах тоже откровенно скучал. «Хорошо, хорошо, очень-очень хорошо…» – пел на мотив из популярной оперы. Курсы для беременных ее не заинтересовали. Усаживаясь в машину, она пожимала плечами, и я понимал, что больше мы сюда не приедем, что все подчиняется той силе, мешать которой глупо, и что жена эту силу ощущает, а я нет. Француз утверждал, что впереди две недели, спешить некуда. Врачи из клиники, наоборот, решили уложить ее как можно раньше, чтобы не рисковать и заработать. Так я остался один.
Я остался один и полностью погрузился в себя и свои мысли. Мне все меньше верилось, что несколько лет мы прожили вместе и у нас будет ребенок. В душе словно открылись двери, долго стоявшие на замке, и сумрачное, обволакивающее нечто хлынуло из темноты, затапливая и заполняя все во мне.
Внешне жизнь шла по-старому. Утром в издательстве я смотрел вместе с художником обложки и верстку, которые мы утверждали и отправляли авторам или корректору, а потом тащились по пробкам к заказчику. Обычно, если переговоры проходили удачно, втроем – я, жена и художник – шли вечером в ресторан, поскольку получить заказ означало, что в издательстве будет работа, а в семейном бюджете деньги. И вот рука, машинально набиравшая номер, сбрасывала звонок. Ближе к дому ноги не слушались, я шел все медленней, словно боялся спугнуть кого-то, но кого? За год на новом месте мы даже с соседями не познакомились. Да и сама квартира выглядела теперь необитаемой, чужой какой-то. Ни восточные ковры, ни новая мебель, которую мы так тщательно выбирали, больше не радовали. С изумлением Робинзона разглядывая детские коробки, перебирая в шкафу юбки и платья жены, я не мог представить, кто носит эту одежду и для кого эти вещи куплены.
Я открывал компьютер и просматривал почту. Договоры, эскизы. И снова возвращался к музыке. Ash Ra – эта подзабытая группа подвернулась мне в Интернете, а художник посоветовал лавку, где продавали всю коллекцию. Там, под лестницей «Пушкинского», я и скупил то, что у них имелось. Унылые гитарные пассажи и сонное бормотание вокалиста, эта музыка идеально выражала мою меланхолию и тревогу. Или мне просто хотелось заглушить гул? Этот ровный и тусклый гул звучал в голове неотвязно, как вода, которую забыли выключить; на фоне гула даже голос моей жены казался нездешним. «Да, все хорошо, – долетало с того конца. – Нет, ничего не надо. Да, целую».
Она была безмятежна, а я чувствовал неясную и потому еще большую тревогу. Мне хотелось кричать, звать на помощь – а на том конце бубнил телевизор и шутили медсестры. Но когда жена вешала трубку, что-то недоговоренное оставалось в паузах между гудками, и эта пустота, эта тревога не отпускали меня, когда я запирал двери и выходил в удушливый летний вечер.
Улица погружается в сумерки. Неспешные и вместе с тем взвинченные, такие вечера наступают в Москве, когда лето на исходе и нужно поскорее догуливать август. В это время машины идут медленным плотным потоком. В раскаленном воздухе двоятся и наползают друг на друга огни. От бульвара еще сигналят, нетерпеливо и часто, но внизу перед площадью мостовая уже очистилась, поток набирает скорость. Отражаясь в лакированных капотах, и багажниках, и тонированных окнах, по машинам, как видения, плывут и Старый университет, и концертный зал, и театры, и рестораны. Особенно шумно бывает на нашей улице около семи вечера, когда у входа в кафе толпятся курильщики, а напротив высаживаются из автобусов туристы. Они спешат на концерт и смешиваются с теми, кто просто идет с работы или толкается в поисках лишнего билетика. В это же время в храме заканчивается служба, и прихожане тихо расходятся кто на бульвар, кто к метро. И те, и эти похожи между собой, как карты из одной колоды, словно их вынули и раздали из общей пачки.
