Когда едва живой от усталости старенький чахоточный паровозик, пыхтя и задыхаясь, подогнал состав к вечно грязному вокзалу станции Уфа, из вагона второго класса с лёгким саквояжем в руке вышел высокий стройный юноша в студенческом мундире и в фуражке с голубым околышем. Мундир, характерная худоба, а также необыкновенная бледность его лица, особенно контрастировавшая с грубым загаром местных уральских жителей, выдавали студента столичного университета, прибывшего на каникулы к родителям. На станции молодого человека поджидала лёгкая коляска, запряжённая гнедой кобылкой. На козлах сидел четырнадцатилетний возница, подвижный черноглазый башкирёнок Юлай, почтительно приветствовавший молодого барина лукавым взглядом и широкой улыбкой.
– Сильно много худой стала наша молодой барин. Сильно много отдыхай надо, кушай надо, кумыс надо.
Усевшись в коляске, блаженно вытянув ноги, Евгений велел быстро ехать.
– Ехай нельзя, однако, – возразил возница. – Полина ждать надо. Твоя папенька послала. Велела магазин ходить, товар купить.
Пришлось ждать. Евгений огляделся. Никаких перемен не случилось здесь за время его отсутствия. Да и что могло случиться в этом богом забытом краю? Та же грязная привокзальная площадь, толпы бедного, всё больше местного люда, раздетого и разутого. Два-три сюртучка мелькнёт в толпе на господах, спешащих куда-то с озабоченным видом, или многодетная пара с чемоданами суетится у лавочки. Вышел из вокзала какой-то важный тучный господин с дамой – высокий и прямой, точно проглотивший жердь. Сели в коляску, уехали.
«Какой-нибудь местный столоначальник или попечитель гимназии», – подумал с усмешкой Евгений.
Сразу за площадью вокзала круто вверх пошла холмами Уфа. Хаотично прилипли к горе бедные маленькие домишки с бельевыми верёвками и убогим бельём, вырубленные в каменистой земле ступени… Здесь ютились рабочие железнодорожных мастерских и разный прочий люд. Евгений с неудовольствием отвернулся.
– Что папенька с маменькой, Юлаюшка? Здоровы ли?
– Маменька – нищаво, здоровый. Папенька совсем больная стала, трубка много курит, сильно много кашляет, с палка ходит шибко еле-еле.
У Евгения сжалось сердце и от сострадания к старикам, и от стыда за свою сыновнюю невнимательность.
Единственный наследник бедного помещика Николая Петровича Алексеева и супруги его Александры Тихоновны, в девичестве Тумановой, Евгений вот уже два года проходил курс юриспруденции в Петербургском университете. Довольно ветреный юноша учился средне, звёзд с неба не хватал, зато отдавал должное студенческим пирушкам и балам, что ложилось тяжёлым бременем на тощий кошелёк папаши. При этом отпрыск не баловал стариков вниманием, писал редко и коротко, летние каникулы считал вынужденным и скучным обязательством, а на рождество или на святки не приезжал совсем. Впрочем, такова участь большинства родителей на земле, и Евгений наш был вовсе не оригинален, что, конечно же, не мешало Николаю Петровичу и Александре Тихоновне горячо и нежно любить единственного сына, выкраивая последние гроши на его учение. Сам Николай Петрович происходил из богатого и крепкого рода уральских заводчиков Алексеевых, и отцу его от деда досталось огромное наследство на Урале. Но тот, будучи страстным игроком, пребывая всё время в Петербурге и за границей, быстро промотал всё состояние, проживая десятки тысяч в год. Заводы ушли за долги, чудом сохранилась лишь небольшая деревушка Алексеевка под Уфой.
Николай Петрович почти не видел своих родителей, ибо воспитывался всё время у бабушки, характера был кроткого и чувствительного, по настоянию бабушки же поступил в военную службу, долго служил на Кавказе. Получив чин подполковника, вышел в отставку сорока двух лет, женился на выпускнице института благородных девиц, уехал к себе в деревню. Жил тихо, страстно любил жену, полностью подчинившись ей.
Александра Тихоновна гордилась происхождением рода, идущего чуть ли не от самих Рюриковичей, жалованного в своё время княжеским титулом, но затем попавшего в опалу и обедневшего, несмотря на реабилитацию, ещё при Екатерине Великой. Она кичилась своим образованием, знанием французского языка, необыкновенной музыкальностью. Втайне она не любила мужа, даже презирала его за необразованность и дурной французский. Некогда мечтала она о блестящей партии, но бедность папеньки была к тому времени столь ужасающей, что рады были и такому жениху. Тоскуя поначалу по Петербургу, Александра Тихоновна много плакала, перечитывая Пушкина и Мопассана, но рождение сына стало ей пожизненным утешением. Горячо и страстно взялась она за его воспитание и достигла немалых успехов, если таковыми можно считать знание французского, хорошие манеры и музыкальное образование Евгения, даже имя которого выбрано в честь любимого героя из заученного ею наизусть от начала до конца бессмертного поэтического романа. Вела она и скромное хозяйство мужа и, надо сказать, умела сводить концы с концами; изыскала возможность и дала сыну университетское образование.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
