Глава 1. «Вон из Москвы!»
– Ah, mon Puskin! – все повторяла по-французски Наташа, обеими руками обхватив курчавую голову мужа, уткнувшегося ей в колени.
Александр и Наташа счастливы. Им весело. Они дурачатся. В тесноте, да не в обиде. Он – то к ногам ее бросится, то пытается вытянуться перед ней во фрунт, стукнувшись головой о невысокий потолок кареты, тут и рухнет вдруг, потеряв равновесие, как подкошенный. Натали смеется, отмахиваясь от мужа.
А то затеет игру в гляделки: сядет напротив, нога на ногу. Помахивает перчатками. Уставится, не мигая и серьезно. Смущает ее. Она тоже пытается стать серьезной. Но долго не выдерживает его взгляда, прыскает в ладошку…
Как знать, может быть, с женитьбы его на Наташе, с этой погони за простым человеческим счастьем и начался трагический путь Пушкина к выстрелу на Черной речке. И будто бы Александру Сергеевичу вослед, спустя два века, другой поэт с неразлучной гитарой и судьбой, не менее трагической, прохрипит:
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…
Майское солнечное утро. Безоблачное синее небо. Весело катится карета от Любани к Тосно. Долгий путь по Московскому тракту завершается.
Путь этот не утомил молодую чету. Расстарались друзья поэта, предоставили просторную и уютную карету на мягких рессорах с плавным и почти бесшумным ходом. Покрытый белым лаком экипаж выглядит нарядно, радует глаз. Внутри утепленная, обитая бледно-розовым шелком, карета оборудована мягкими сидениями с удобными спинками.
Одеты путники тоже были по-дорожному, но нарядно. Продиктованные английскою модой, на Пушкине длинные панталоны из шерстяной ткани песочного цвета и такого же цвета фрак, сейчас расстегнутый. Из-под фрака видна белая жилетка, белая рубашка с воротником-стойкой и галстук, тоже бежевый. Только входивший в моду макинтош сброшен на сиденье, тут же и кожаные перчатки под цвет костюму. На макинтоше лежит и цилиндр, который поэт то надевает, то сбрасывает. Завершает гардероб – неотъемлемая деталь пушкинского облика – великолепная трость с набалдашником из слоновой кости.
Наташа выглядит наряднее мужа, в туалете из приданого, недавно пошитого. Ее дорожный костюм по той же английской моде. Но про это стоит рассказать подробнее, чтобы в книге присутствовала и сама «пушкинская эпоха».
Пропагандисткой «стиля империя» в Петербурге стала французская портретистка Л. Е. Виже-Лебрен (1755–1842) – французская художница. Она писала светские идеализированные портреты (Марии Антуанетты, Екатерины II, Елизаветы Алексеевны, жены Александра Павловича и др.). Некоторое время Виже-Лебрен жила в России. Она носила самые короткие по тем временам юбки и самые узкие, обтягивающие бедра, платья. Наряды ее дополняли легчайшие шали, окаймленные античным орнаментом, лебяжьим пухом или мехом.
На смену изысканной простоте тонких античных «шемиз» пришли нарядно декорированные платья из тяжелых и плотных материй. Вернулся в моду и корсет – особый пояс, стягивающий нижнюю часть грудной клетки и живот для придания фигуре стройности, высоко поднимавший грудь и сильно перетягивающий талию. Облегающий лиф при покатой линии плеч, колоколообразная юбка – разрез юбки вниз от талии в форме перевернутой буквы V открывает расшитую нижнюю юбку, подходящую по цвету к длинным, с прорезями, фальшивым рукавам. Сия «колоколообразность» формы юбки достигалась иногда за счет гофрирования ткани, из которой шилась нижняя юбка – типичный силуэт российской горожанки пушкинской поры. Женская фигура по форме стала напоминать перевернутый бокал. Вот как об этом у Пушкина в «Евгении Онегине».
Корсет носила очень узкий
И русский Н как N французский
Произносить умела в нос.
В начале прошлого века изменились не только фасоны платьев, но и их длина: они стали короче. Сначала открылись башмачки, а затем и щиколотки ног. Это было настолько непривычно, что нередко вызывало у мужчин сердечный трепет. Не случайно А. С. Пушкин посвятил в «Евгении Онегине» столько поэтических строк женским ножкам:
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрипок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
Или вот, например:
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; (…)
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я все их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
А между тем Александр затеял новую игру. На одной из остановок достал из дорожного сундучка большую круглую картонку головных уборов, притащил в карету и «открыл» в ней модный шляпный салон.
– Медам, мсье, – противным голосом заверещал он, – на шляпке каждой уважающей себя женщины обязательно должна красоваться вуаль, которая называется на французский манер – флер. В нашем магазине вы найдете уникальные новинки сезона прямо из парижских салонов! О, мсье, у вашей дамы изумительный вкус: какая прекрасная шляпка с вуалью!
И цитировал самого себя:
И, флер от шляпы отвернув,
Глазами беглыми читает
Простую надпись.
Достает красивую шаль из коробки, рекламирует:
– В эти годы большую роль в гардеробе женщины по-прежнему играют пелерины, шарфы, шали:
– На кудри милой головы я шаль зеленую накинул, – покрыл голову жены шалью.
Затем вынимает берет:
– В женском гардеробе можно найти множество самых разнообразных шляпок. Одна из них – берет: