– Папа! А-а-ах! – Юлька только и смогла это выдохнуть, когда на рассвете, пролетев тысячу вёрст сквозь стихию пастернаковской дождливой ночи («…вот ливень… блеск водобоязни…»), мы резко отвернули с Велико-Устюгского шоссе на Полдарсу. А там, в распадке, точно на ладонях Бога, лежал ещё не проснувшийся посёлок лесозаготовителей. Неистовое солнце так шандарахнуло по нашему лобовому стеклу, что казалось, ещё миг – и оно расплавится, а ниже впадины златочешуйчато и соблазнительно сверкала широкая Сухона – древняя река северян.
– Как классно, папа, – заворожено прошептала с заднего сиденья маленькая Юлька, выразив и наш с женой восторг.
– Господи! Это боженька одарил нас красотой за трудную дорогу в ночи, – воскликнула Тошка…
Нынче в Полдарсе уже в конце июля созрел крыжовник. Если учесть, что крупный посёлок лесозаготовителей на красивой и быстрой Сухоне стоит на самом северном краю Вологодчины, то явление это отнюдь не обычное. Ведь Полдарса всего в 60 верстах от вотчины Деда Мороза в Великом Устюге, а русский Санта-Клаус, как известно, тепла избегает. Он же не Чехов, любивший угощать гостей крыжовниковым вареньем, живя на юге России.
У дяди Коли и тети Раи за домом соток шесть, как на ладошке под солнышком, и созрел не только крыжовник, но и смородина, и малина, потому как солнце нынче и в Полдарсе – щедрее некуда. Подвёл дочку к «сладким» кустам, она и «запала» на них.
А тем временем, неподалеку в саду единственный из оставшихся в живых братьев Ананьиных, восьмидесятипятилетний дядя Коля сидел со своею племянницей, то есть с моей женой, и долго рассказывал ей о её отце и брате, и о других братьях, и о себе, и о войне… Но я об этом не буду, ибо об этом напишет сама Тоня. Ведь цель всей нашей поездки на Вологодчину сосредоточилась на этой долгожданной встрече ее через много лет с братом отца… Прочитавший ещё зимой её повесть[1], Николай Михайлович сам позвонил нам в Павловск и пригласил: приезжай, кое-что расскажу…
Однако, я забежал далеко вперёд, и потому надо вернуться к самому началу моего повествования и нашего путешествия.
3000 километров
Уроженка Вологодской области, Антонина Александровна в самой Вологде никогда не бывала, если не считать вокзала, виденного ею из окна вагона всякий раз проездом на малую родину. Я же, напротив, к этому краю отношения никакого не имею, но полюбил Вологодчину лет тридцать назад, с тех пор почти ежегодно бывал здесь. На этот раз решил показать жене и дочери родину их не из окна вагона, а из близи непосредственной, и мы предприняли путешествие на автомобиле.
Собираясь в дорогу, откровенно опасался за свою «семёрку», пусть и купленную два года назад, но для дальних поездок мало приспособленную. И хотя перед самым путешествием целую неделю плотно провёл в автосервисе, поменяв всё – от масла, фильтров и свечей до ключевых деталей ходовой части, сомнения одолевали… Забегая вперёд, могу сказать: в целом – «жигулёнок» не подкачал, если не считать заменённого в дороге тягового реле стартёра и двух проколотых на бездорожье колёс. Но об этом подробнее – ниже.
Единственное неудобство – для четверых путешественников машина явно маловата. Так или иначе, но мы решили отныне путешествовать по России только на автомобиле, но при возможности всё-таки поменять отечественную «классику» – на более вместительный, комфортный, скоростной и проходимый «внедорожник».
Выехали в пятницу – 28 июля в часов 10 утра, по дороге завернули в Колпино, где к нам присоединилась Людмила – сестра жены. С ней на заднем сиденье расположилась 14-летняя дочь Юля, а мы с женой – впереди. Изредка Тоня меняла меня за рулём, но в основном обязанности водителя целиком возлагались на меня.
Надо сказать, что за короткий срок туда и обратно мы преодолели огромное расстояние в 3000 километров и уже в ночь со среды на четверг – 2 августа – вернулись домой. Путь наш лежал сначала по федеральной трассе «Санкт-Петербург – Мурманск» до Старой Ладоги, а затем резко отвернул вправо – на Тихвин. Всю Ленинградскую область мы пролетели быстро, после обеда подрулив к границе с Вологодской областью. Вскоре миновали Череповец, с частоколом грозящих небесам в прямом и переносном смысле десятков труб, извергающих рыжеватые, ядовитые выбросы сталелитейного гиганта.
В столицу области я рассчитывал попасть ещё засветло, однако перед самой Шексной случилась поломка с тяговым реле. На следующий день я узнал об истинной причине неисправности, а в тот день простоял несколько часов на обочине километров за сто до Вологды. Проконсультировался тогда по мобильнику с Сашей, предположившим, что сгорело какое-нибудь реле в электронике и выразившим готовность лететь к нам на выручку из Питера за 700 км. Подумав, плюнул и поймал «Волгу», и нам помог молодой парень из Шексны. Он просто дёрнул мою «семёрку», хотя по инструкции машину с инжекторным двигателем «с толчка» заводить категорически нельзя. Но я вспомнил, как минувшей зимой в жуткие морозы мэр Павловска Валерий Зибарев долго таскал мою машину на верёвке по городу и запустил-таки двигатель. Здесь же она завелась «с полтычка»… Даже обидно стало, что столько времени потерял.
Но мы «потеряли» не только время. Люда, отлучившись в лесок, потеряла во время той злополучной стоянки свое золотое колечко, и пока я выяснял, что с машиной, женская компания искала потерю. Дочка помолилась гномику: «Гномик-гномик, поиграл – и будет, верни колечко!» Только произнесла, глянула на землю, а там лежит кольцо. Аж подскочила с визгом от радости.
Так, с приключениями мы доехали до Вологды уже затемно. В привокзальной гостинице «Вологда», переполненной паломниками, нам в приюте отказали, зато рядом, в «Спутнике», удалось снять два двухместных номера. Цены «кусачие», а сервис «ненавязчивый», – без горячей воды, за 6 тысяч в сутки… Усталые, но довольные, что добрались до постелей, мы уснули мертвецким сном.
Рубцов и Яшин
На следующий день я повёз моих спутниц по достопримечательным местам областной столицы, а пока они лазали на колокольню Кремля, успел сгонять в авторемонтные мастерские и поменять злополучное тяговое реле стартёра.
Прежде всего, показал им «рубцовские» места: съездили на Пошехонское кладбище, у могилы поэта я всегда любил посидеть. Покурить, подумать… Правда, на этот раз я был не один.
Ушедший в январе 1971 года поэт до сих пор вызывает споры и разные оценки в литературной среде. В путевых заметках вряд ли стоит затевать серьёзный анализ жизни и творчества Николая Михайловича. Об этом написаны тома. Скажу только, что с годами оценки меняются, ореол мученика тускнеет во времени, наряду с гениальными стихами встречаются проходные, коньюнктурные и откровенно слабые стихи, но более всего «белых пятен» мы находим в характере поэта, которого, при всём к нему уважении, нельзя назвать «рыцарем без страха и упрёка».
