Посвящается Джоанне Гордон
Действующие лица:
ГЕРБЕРТ – американский студент
МОНИКА – немецкая девушка
ФРАУ ЛОВЕНШТЕЙН – хозяйка пансиона, в котором снимает комнату ГЕРБЕРТ.
Декорация:
Старый пансион на Леонродштрассе в Мюнхене. Кровать. Письменный стол. Стул. Дверь. Кровать достаточно высокая, чтобы забраться под нее.
(Свет зажигается в комнате ГЕРБЕРТА в мюнхенском пансионе ФРАУ ЛОВЕНШТЕЙН. ГЕРБЕРТ и МОНИКА стоят на некотором расстоянии друг от друга. МОНИКА в белом теннисном костюме. В руках ракетка. ГЕРБЕРТ – американец, МОНИКА – немка).
ГЕРБЕРТ. Это моя комната.
МОНИКА. Уютная.
ГЕРБЕРТ. Это моя кровать.
МОНИКА. Удобная.
ГЕРБЕРТ. Я – американец.
МОНИКА. Понимаю.
ГЕРБЕРТ. Я приехал в Мюнхен учить немецкий язык.
МОНИКА. Зачем?
ГЕРБЕРТ. Потому что чтобы я здесь ни заказал, мне всегда приносят сосиску.
МОНИКА. Как бы хорошо ты ни говорил на немецком, здесь тебе всегда принесут сосиску.
ГЕРБЕРТ. Почему?
МОНИКА. Потому что ты в Баварии, где сосиска – ответ на все. В теннис пойдем играть?
ГЕРБЕРТ. В теннис?
МОНИКА. Ты пригласил меня сюда, чтобы поиграть в теннис.
ГЕРБЕРТ. Конечно, пригласил.
МОНИКА. Где твоя ракетка? Где твои мячики[1]?
ГЕРБЕРТ. Мои мячики?
МОНИКА. У тебя нет мячиков?
ГЕРБЕРТ. Когда-то у меня были мячики.
МОНИКА. Как же мы будем играть в теннис, если у тебя нет мячиков?
ГЕРБЕРТ. Мячики я достану.
МОНИКА. И где ты собираешься достать мячики в воскресенье?
ГЕРБЕРТ. У моего друга Конрада есть мячики.
МОНИКА. Он живет здесь?
ГЕРБЕРТ. Он в Штутгарте.
МОНИКА. Но мы в Мюнхене.
ГЕРБЕРТ. Это точно.
МОНИКА. Если мячики у твоего друга в Штутгарте, как это нам поможет?
ГЕРБЕРТ. Никак. Ничего нам не поможет. Мы обречены.
МОНИКА. Не поняла.
ГЕРБЕРТ. Извини. Иногда я впадаю в депрессию. Это ветер. Ветер перелетает Альпы и вгоняет меня в депрессию. Поэтому у меня нет мячиков.
МОНИКА. У тебя нет мячиков из-за ветра?
ГЕРБЕРТ. Хочешь лимонада?
МОНИКА. Я хочу поиграть в теннис. Ты попросил меня надеть теннисный костюм.
ГЕРБЕРТ. Мне очень нравится твой теннисный костюм.
МОНИКА. Но у тебя нет мячиков.
ГЕРБЕРТ. Может, несколько отыщется под кроватью.
МОНИКА. Но у тебя нет ракетки.
ГЕРБЕРТ. Ракетка у меня есть. У меня нет мячиков, но есть ракетка.
МОНИКА. И где твоя ракетка?
ГЕРБЕРТ. В Шенектади.
МОНИКА. В Шенектади?
ГЕРБЕРТ. Шенектади – город в штате Нью-Йорк.
МОНИКА. Значит, твои мячики в Штутгарте, твоя ракетка в Шенектади, и ты заставляешь меня надеть теннисный костюм, чтобы прийти сюда и пить лимонад в твоей комнате?
ГЕРБЕРТ. Ты бы предпочла выпить сок?
МОНИКА. Я бы предпочла провела время с человеком, у которого мячики не в Шенектади.
ГЕРБЕРТ. Мои мячики не в Шенектади. В Шенектади моя ракетка. А мячики в Штутгарте.
МОНИКА. Я ухожу. Прощай.
ГЕРБЕРТ. Не можешь ты уйти. На улице дождь.
МОНИКА. Я не сахарная. Не размокну.
ГЕРБЕРТ. Я могу показать тебе мой глокеншпиль.
МОНИКА. Не хочу я смотреть на твой глокеншпиль.
ГЕРБЕРТ. У меня есть шнапс.
МОНИКА. У тебя есть шнапс?
ГЕРБЕРТ. Да.
МОНИКА. В Шенектади?
ГЕРБЕРТ. Нет. Мой шнапс под кроватью. Вот моя кровать. (Встает на колени и ищет бутылку под кроватью).
МОНИКА. Я уже поняла, что это твоя кровать. А почему ты держишь шнапс под кроватью?
ГЕРБЕРТ (вытаскивает ночной горшок). Прячу от хозяйки, фрау Ловенштейн.
МОНИКА. Выпивку она не жалует?
ГЕРБЕРТ (достает чучело енота). Я бы не сказал. Прикладывается к моей бутылке, когда делает вид, будто подметает ковер.
МОНИКА. Это Бавария. Здесь все пьют. Потому что ветер.
ГЕРБЕРТ. Она не совсем в своем уме, но шницели у нее такие вкусные. (Достает бутылку шнапса). Вот и шнапс. Пить будешь из стакана?
МОНИКА. Стакан бы не помешал.
ГЕРБЕРТ. Стакан есть. (Вынимает карандаши из стакана на письменном столе, наливает шнапс). Вот твой шнапс. (Протягивает МОНИКЕН стакан).
МОНИКА. В нем стояли карандаши.
ГЕРБЕРТ. Но это очень чистые карандаши. У меня привычка мыть свой карандаш перед использованием. И после. Такое у меня хобби. В Америке нас учат всегда мыть карандаш.
МОНИКА. Ладно. (Пьет). Герман…
ГЕРБЕРТ. Герберт.
МОНИКА. Что?
ГЕРБЕРТ. Меня зовут Герберт.
МОНИКА. Нет, тебя зовут Герман.
ГЕРБЕРТ. Я так не думаю.
МОНИКА. Герман, у этого шнапса вкус лошадиной мочи.
ГЕРБЕРТ. Это мятный персик.
МОНИКА. По вкусу, это лошадиная моча, приправленная персиком и мятой. С тонким ароматом древесных стружек и карандашного графита. (Протягивает стакан). Налей еще. (ГЕРБЕРТ наливает). Так ты приехал в Мюнхен изучать немецкий язык?
ГЕРБЕРТ. Вообще-то нет. Я направлялся в Константинополь, чтобы познакомиться с устройством византийских ватерклозетов, но заблудился и поезд уехал без меня. Я бродил не один час, спрашивая у всех, где я, но никто мне не отвечал, пока одна очень добрая старая женщина с огромным зобом не отвела меня в сторону, чтобы сказать: «Ты в Мюнхене, дурья башка». И я остался здесь, чтобы выучить немецкий.
МОНИКА. Византийские ватерклозеты?
ГЕРБЕРТ. Немногие знают, что у византийцев были ватерклозеты.
МОНИКА. Никаких ватерклозетов у византийцев не было. Византийцы срали на улицах. Я знаю, потому что моя мать – византийка. А мой отец был говнюком.
ГЕРБЕРТ. Чем он занимался?
