– Пойду курам дам, – вздохнула жена и, взяв кастрюлю с пропавшей гречкой, пошла обуваться.
Он хмуро посмотрел ей вслед, на грубое, безобразное платье, похоже сшитое из пыльных мешков, на то, как эта зачуханная женщина надевает галоши на голую ногу, и все в нем заклокотало. Гречку было жалко.
«Подумать только! Целая кастрюля пропала, и как она могла забыть убрать ее на ночь в холодильник!»
Ему вдруг захотелось догнать жену и ударить кулаком ей по лицу, или оттаскать хорошенько за волосы, но он сдержался, имея за своими плечами богатый опыт работы дипломатом.
– Заодно капкан проверь. Мож попалась… – крикнул он вслед как-то небрежно и потянулся за уже початой бутылкой браги.
Потом, когда входная дверь закрылась, и серая тень жены, точно быстрая мышь, мелькнула во дворе, он упоительно присосался к этой бутылке, и голодным младенцем смачно стал почмокивать. Не то, что ему хотелось напиться. Нет. Брага была кислой и безвкусной. Просто сегодня днем его ждали большие дела, и для этого нужно было немного храбрости.
Алкоголь предсказуемо не пошел, и он поперхнулся, закашлял, стал судорожно искать на столе закуску, схватил пучок молодой петрушки и жадно стал жевать ее, точно одуревший от голода козел.
«А в самом деле, – подумал он, почесывая щетину, – я и есть тот самый козел, и даже не побрился к ее приезду. Интересно, узнает ли она меня, если я при встрече не накину шелковую удавку. Надо спросить жену, где мой двубортный пиджачок от Armani. Хотя, ну его к черту! Еще гляди, не налезет. Вон, какое брюшко отрастил!»
Мысль о том, что он похож на козла, позабавила его. Он даже стал внюхиваться в свою потную от тяжелого физического труда рубаху, трогать себя под густыми влажными мышками и, убедившись, что от него должно быть дурно пахнет, сделал на этот раз, более уверенный долгий глоток. Потом, как всегда, его мощный кулак обрушился на стол, и все зазвенело вокруг, затрепетало, задрожало, стало как-то не по себе, и он почувствовал легкое удушье, точно его уже душил галстук. Как раз вернулась жена, а вместе с ее приходом в дом ворвался свежий утренний воздух, пропахший сладким одурманивающим запахом сирени. Все-таки хорошо, что он не порубил сдуру эти кусты…
Алкоголь начинал действовать, но бил не в голову, а в ноги, которые становились ватные и тяжелые. Он пошевелил ими, попробовал подняться со скамьи. Жена, тщательно споласкивающая кастрюлю над раковиной, начинала почему-то нравиться ему, и он еще подумал тогда, что будет неплохо, если пред приездом гостьи он спустит немного пар. Его карие, с прищуром глаза еще с каким-то наваждением смотрели на эту сутулую спину, на тощие бока, обтянутые этой дурацкой мешковиной, на оголенные покатые плечи, но сильное желание овладеть этой уставшей, задерганной женщиной, встряхнуть ее, как следует, точно старую пыльную подушку, затуманивала ему взор, и он поднялся.
Жена не обернулась. Она давно привыкла к его грубости, может быть, даже ждала, когда он подойдет к ней сзади, задерет платье и прильнет пьяными губами к ее ягодицам. Потом, как всегда разрыдается и будет просить прощения на коленях.
– Ну что, попалась? – прошептал он, обхватывая ее за талию.
Она почему-то подумала, что он имеет в виду ее, что попалась именно она, и кивнула машинально, так как она действительно попалась, и попалась давно – ровно пять лет назад, когда он привез ее сюда в деревню, и она как умалишенная ходила по огороду и радовалась щебетанию воробьев.
«Пять лет, о Боже! Как давно это было! Мне тогда было тридцать три года, совсем молодая, а сейчас» – и она посмотрела мимолетом на свои красные от холодной воды руки.
Запах кислой браги пыхнул ей в шею. Муж стал тискать ее за груди, мять их, и жена захотела томно застонать, как прежде, отклонить назад голову, оголяя шею для поцелуев, но что-то останавливало ее, тревожило. Может быть, струя холодной воды, брызжущая из крана, напоминала ей о том, что время безвозвратно утекает, а, может, непрощенная обида за то, что все иллюзии окончательно рухнули, что сейчас они утопли в жиже куриного помета вместо того, чтобы ходить по французским улочкам и кушать круассаны.
«Подумать только! Еще пять лет назад она свободно изъяснялась на-французском…» – и жена с сожалением посмотрела на свои красные от холода руки.
Бойлер уже неделю как не работал, ремонт своими силами ничего не дал, а чтобы купить новый, пока не хватало средств.
– Жирная? – спросил опять муж, утыкаясь носом в ее макушку и вдыхая с наслаждением запах ее уже тронутых сединой волос.
– Кто жирная? – повела она недовольно плечами, пытаясь отстраниться. – Ты про крысу что ль? Нет, крысеныш попался.
– Значит, еще есть… – проворчал он, отпустил объятия. – Когда поеду встречать, может, куплю еще парочку капканов.
Затем он прошелся по комнате, что-то обдумывая, и жена терпеливо слушала, как скрипят под тяжестью его медленных ног половые доски.
– Ты можешь приготовить нам что-нибудь изысканное? Ну, курицу что ль свари. Все равно зажирели, яйца не несут.
Жена вдруг обернулась, словно очнулась от зимней спячки.
– А как же ты сядешь за руль? Ты же пьян!
– Не боись! Я проселочной поеду, – успокоил он ее ухмылкой. – Там ментов в помине не было. Ну а если даже что, покажу ксиву.
– Так она ж просроченная…
– Просроченная, непросроченная… Все равно бывших атташе не бывает.
Потом ее внимание переключилось на французский язык, и она попыталась вспомнить парочку заезженных фраз, чтобы доказать себе, что она еще не совсем опустилась, что ничего еще не потеряно и стоит только начать новую жизнь и все вернется, как прежне… Но память словно отшибло напрочь. В голове крутился этот совсем как-то не вовремя приезд знакомой мужа, о которой она ничего прежде не знала.
Муж уже оделся и завел в гараже машину, а жена все еще пыталась сосредоточиться на своем, женском. «Excuse mon français, mais qu’est ce…» (Извините за мой французский, но какого хр..», – скажет она прямо, глядя в глаза этой свалившейся на голову напасти.
Гостья эта, судя по всему, обещала быть уже менее, чем через час. Железнодорожная станция была близко, где-то в двух километрах, и гудки поездов, летящих по блестящим рельсам, то и дело доносились досюда. Сегодня же с утра их было особенно много, что даже голова разболелась.
– Прошу тебя, только будь осторожен! – выбежала встревоженная и вся растрепанная она во двор, когда УАЗик мужа резко рванулся с места и чуть не сшиб столб у ворот.
Она сама едва успела отскочить в сторону, и в удушливом облаке угарных выхлопов так и застыла, невольно провожая стремительно исчезающую из вида машину.
