-
То есть зерна собрали меньше, чем рассчитывали? – задумчиво уточнила я и
подавила желание побарабанить пальцами по подлокотникам кресла.
Не поймут.
- Да, ваша светлость, - почтительно
поклонился управляющий, высокий широкоплечий детина с зычным голосом. Алек, как
он всем представлялся. Просто Алек. – Уж крестьяне старались, даже при
светильниках по ночам собирали. И все равно неурожай, ваша светлость.
Светильниками здесь называли круглые
шары, горевшие с помощью магии и днем и ночью. Их развешивали на столбах вдоль
основных дорог поместья. Для меня оставалось загадкой, каким образом те шары
сняли со столбов, чтобы ночью освещать поля крестьянам.
Однако же факт оставался фактом. Светильники
сначала сняли, потом повесили назад на столбы.
- Сколько деревень будет зимой
голодать?
- Самые дальние, ваша светлость, три
небольших деревушки.
- А жителей в них, в общей сложности?..
- Человек пятьдесят, ваша светлость.
Отлично. Просто великолепно. То есть
этой зимой пятьдесят человек столкнутся с угрозой голода. И неизвестно, выживут
ли. А ведь еще нет гарантии, что тем, кто проживает в поместье, продуктов на
зиму хватит. Как бы мне самой голодать не пришлось. Ну, и что делать в подобной
ситуации?
На языке крутилась сплошь нецензурная
лексика. И была бы я одна, может, и выругалась бы, облегчила душу, как любил
говорить мой отец. Но я не одна. А при Алеке ругаться нельзя. Для местных
крестьян ругань – признак слабости. Мне же нельзя быть слабой. Никак нельзя.
- В лесу все собрали? Сады-огороды?
- Подчистую, ваша светлость.
Угу. То есть ничего не осталось. И,
кроме овощей и круп, надеяться можно только на дичь. Впрочем, какая дичь
снежной морозной зимой? По местным лесам можно сутками снег бороздить. Ни одно
животное не увидишь.
Боги, ну вот за что, а? За что вы
перебросили меня в непонятный чужой мир? За что поставили во главе не только
поместья, но и всего края? Я, между прочим, всего лишь скромный клерк с Земли.
Мне не преподавали основы выживания зимой в мире без супермаркетов!
Боги традиционно молчали.
И я кивнула Алеку, показывая, что
отпускаю его. Пока отпускаю. Мне нужно было время, чтобы все тщательно
обдумать. И если не примириться с ситуацией, то постараться найти в ней выход.
Придумать что-нибудь, что помогло бы избежать нам всем голода.
В своей земной жизни я сменили
несколько профессий. Была и продавщицей, и почтальоном, и уборщицей, и
кладовщицей, и офисным работником. На последнем месте задержалась на целых семь
лет. Рекорд для меня.
Мне, Нартовой Виктории Владимировне,
совсем недавно исполнилось тридцать пять лет. Вот как раз в свой день рождения,
вечером, после праздника, не совсем трезвая, я и очутилась в непонятном доме,
которые прислуга называла поместьем.
Прислуга… В доме оказалась прислуга.
Мало того, она еще и мне подчинялась. Обращалась ко мне «ваша светлость».
Протрезвела я быстро. Сразу после того
как служанка, высокая плотная девушка лет семнадцати-восемнадцати, одетая в
серую форму, поклонилась мне в пояс.
- Ужин прикажете в спальню подавать,
ваша светлость? – почтительно спросила она.
И я как-то очень быстро пришла в себя.
Служанка молча ждала ответа. Я с опаской кивнула, думая, что это – розыгрыш. И
сейчас мне сообщат, что меня снимают скрытой камерой.
Но служанка повторно поклонилась мне, в
пояс, затем быстро разогнулась и вышла из комнаты. Я же осталась одна.
Оглядевшись, я решила, что для
розыгрыша помещение слишком уж хорошо обставлено. Да и вообще оно излишне
просторное. Если сняли на сутки-двое, то денег заплатили немеряно. А если не
сняли?
Я вспомнила, как вышла из кафе, в
котором мы с сестрами отмечали мой день рождения, как закружилась голова, как
меня повело в сторону. И я даже упала. Ну, вроде бы.
А потом в глазах потемнело. И я
очутилась здесь. В странной, богато обставленной комнате.
- Тихо шифером шурша, - пробормотала я
тогда и пошла осматривать дом.
Оказалось, что в нем несметное
количество жилых комнат (больше десяти так точно), три этажа и люди, которые
при виде меня сразу же складываются пополам – кланяются.
И я поверила. Почти сразу же поверила,
что все по-настоящему. Что это не розыгрыш, а… Даже не знаю, что. Видимо,
перенос тела из одного мира в другой.
Истерики как таковой не было. Я немного
поплакала, словно бы прощаясь с прошлой жизнью, а затем начала привыкать к
новой.
Какое-то время я жила спокойно,
осваиваясь, постепенно вникая в дела.
А сегодня в очередной раз пришел
управляющий, Алек, попросил об аудиенции и огорошил меня новостями.
И теперь, сидя в кресле в просторной
гостиной, я должна была придумать, как из всего этого выпутаться.
Моя
семья была многодетной. Три сестры и старший брат. Почти футбольная команда,
как часто шутил наш отец. Мы учились экономить на всем и всегда, занимались
рукодельем и ремонтом. В общем, были мастерами на все руки. Но жили мы в
городе, столице края. И вокруг всегда были соцслужбы, не особо дорогие
магазины, да даже простые люди, которые нет-нет, да помогали нашей семье.
Здесь же я осталась, считай, один на
один с жестокой реальностью. Да, меня называли «ваша светлость». Да, мне
готовили, убирали за меня, помогали мне мыться и одеваться. Но при этом я несла
ответственность за жизни этих людей. Алек сам мне это сказал при первом
знакомстве. Мол, ваша светлость, под вашей рукой столько-то людей. Мы вам
полностью повинуемся.
Я, городская девчонка, никогда не
жившая в деревне дольше недели, в восторг от этих слов не пришла. Да у нас в
семье даже котов-собак не было! Мама отказывалась их заводить, утверждая, далеко
не всегда шутливо, что ей хватает нас с отцом. И я никогда в жизни не несла
ответственности ни за кого. Ну разве что за младшей сестрой присматривала,
когда мама уходила к соседке поболтать, а старшие брат с сестрой были в школе.
Я никогда ни за кого не отвечала! Какие
деревни, какие крестьяне, какие запасы продуктов?!
В холле, за дверью гостиной, послышался
шум. Я отвлеклась от своих далеко не радостных мыслей и недоуменно нахмурилась.
Вот что там могло произойти? Слуги подрались? Живность внутри дома очутилась?
Оказалось все гораздо проще: ко мне
пожаловали гости.
За все время моего проживания здесь я
не видела никого из соседей. Да и не желала видеть, если совсем уж честно.
Меньше всего меня интересовали провинциальные аристократы с их многочисленным
семейством. Я не была нелюдимой, но предпочитала общество тех, кто был мне
интересен.
