– Посуда для битья! Чашки, тарелки, супницы! – выкликал мальчик, идя по нарядным улицам города. – Посуда для битья! Блюдца, вазочки, бокалы! Тарелочки с пожеланиями, заветные, волшебные, на все случаи жизни! Недорогие, красивые! Посуда, посудочка, посудочечка!
Мальчик был чудной, даже странный, и одет не по росту в нелепые одёжки. Чего только стоила накидка из множества разных лоскутов да четыре полосатых шарфа! Был он большеглаз, длинноволос и немножко неумыт, а так, в целом, конечно, славный мальчик. Во всяком случае к его самодельным санкам со всех сторон сбегались люди. Когда мальчик вышел в центр рыночной площади, вокруг него образовалось кольцо покупателей.
Ему уже и не надо было звать да нахваливать, но он продолжал – высоким голосом, ещё не знавшим возрастной ломки. А ведь и без того подбегали хозяюшки да служаночки, брали хрупкий товар, просили ещё захаживать.
Только, пожалуй, дворники были не очень рады мальчику. Стояли, опираясь кто на лопату, кто на метлу, и вполголоса ворчали:
– Опять отовсюду счастливые осколки выметать…
– Традиция!
– Мало мне снега в Новый год… ещё традицию эту из мостовой выколупывать. Обещали же к этой зиме под битьё посуды места отвести!
– Били бы дома, да сами бы и выметали!
Но дворников никто не слушал. Да и ворчали они скорее для порядка, а потом, когда очередь за посудой поредела, и сами купили себе по тарелочке.
Мальчик надел на озябшие пальцы рукавицы и осмотрел свои санки. Вернее даже, и не санки это были, а просто тележка, поставленная на старые деревянные полозья. А сверху плетёный короб. В нём остались лишь пара тарелок да одинокая чашка с уже надколотой ручкой. Чуть дёрни, и тут же хрупнет и отвалится.
Сказать потом помощникам, чтобы смотрели повнимательней. И чтобы заворачивали особо хрупкое в бумагу, чтобы хоть как-то уберечь тонкий товар…
– Постойте, – запыхавшаяся, раскрасневшаяся, молодая женщина подбежала и остановилась возле мальчика, сжав в руке синюю купюру. – Постойте, мальчик, дайте мне десять тарелок! Пожалуйста!
– Осталось только две, – ответил мальчик степенно, – и чашка.
– Вас как зовут, мальчик? Вы… это же вы были в прошлом году?
Мальчик вдруг смутился. А потом улыбнулся улыбкой робкой и неловкой, хотя до того соблюдал серьёзность. И стало видно, что ему и двенадцати нет – просто удался высокий, длинноногий. Голубые глаза потемнели, и мальчик даже отвернулся, чтобы скрыть от молодой женщины слёзы.
– Не я, – сказал он. – Миран меня звать. А тот был… тот был Март.
– А мне кажется, вы похожи на того, прошлогоднего. Завтра придёте? Ах, пожалуйста! Мне очень, очень нужны тарелки!
– И мне нужны тарелки, – подлетел к повозке, откуда ни возьмись, мужчина.
Уже, кажется, и не очень молодой. Только Миран не очень-то умел на первый взгляд определять возраст взрослых!
– Мне очень нужны, чтобы не сразу бились. Потолще, покрепче, – сказала молодая женщина. – Ну, то есть чтобы до Нового года точно пролежали.
– Ох, делла, да ведь Новый год через неделю всего, – фыркнул мужчина.
– Это вы та девушка, у которой всегда всё разбивается? – спросил мальчик.
– А откуда вы знаете, раз это не вы? – быстро спросила молодая женщина.
– Мне передавали, – туманно ответил Миран. – Вы вот что. Забирайте обе тарелки, а вы, дяденька, берите чашку. Просто так берите.
– Вы ему какую-то такую битую чашку дали, мальчик, – нервно сказала девушка, не прикасаясь к тарелкам, которые Миран завернул для неё в кусок холста.
– Ничего, у этого человека никогда ничего не разбивается. Я завтра буду здесь, я теперь до самого Нового года буду каждый день тарелки привозить, – мальчик говорил это, закрывая короб и проверяя, крепко ли он стоит на самодельных санках. – Если до завтра вы не разобьёте тарелки, делла, а вы – разобьёте чашку, делл, то получите каждый по пять тарелок бесплатно.
– Зачем это?
Миран снял рукавицы, подтянул штаны, поправил накидку и по очереди проверил, хорошо ли замотаны на шее и плечах его полосатые шарфы.
– Затем, – сказал он солидно, как взрослый, – что Мирддид всегда хочет, чтобы в праздник все были счастливы. И посуду чтобы били в новогоднюю ночь. Со звоном битой посуды из вашей жизни уходят несчастья и приходит везение.
Мужчина небрежно сунул чашку с надколотой ручкой в карман большой дорожной сумки. Чашка жалко звякнула о связку ключей, но осталась целой.
– Мне никогда не везёт, – сказал мужчина расстроенно.
Женщина взяла одну из тарелок, и та разлетелась на осколки прямо в её руках.
– Мне тоже, – угрюмо произнесла она. – Никогда.
– Позвольте, я возьму эту тарелку, чтобы она осталась целой, – мужчина взял из рук мальчика последнюю тарелку.
Тот неловко выпустил её из озябших пальцев. Мужчина подхватил тарелку, но она выскользнула и ударилась о мостовую, едва прикрытую тонким слоем снега и льда. Правда, лёд был заботливо посыпан песочком.
Дворник, который это сделал, стоял как раз неподалёку. Он с укоризной посмотрел на мужчину и женщину. Бьют посуду заранее, до новогодней ночи, вот неумные! Ведь этак ни одно желание не сбудется, и везения никакого не прибавится!
Но мужчина наклонился к ногам женщины и поднял совершенно целую тарелку.
– Приходите завтра, – сказал он грустно. – Она совершенно точно уцелеет.
– Постойте, но как же так, – заторопилась женщина. – Но ведь… Постойте, мальчик, а так можно?
Она повернулась к месту, где стоял Миран со своей повозкой, но его там не оказалось. Он исчез. Совсем исчез. Рыночная площадь полнилась людьми, товарами, смехом, голосами и звоном монет.
– Не бойтесь, у меня действительно никогда ничего не разбивается, – очень печально ответил мужчина. – Я даже коленок в детстве не разбивал, верите ли?
– Не может быть, – удивилась женщина и поскользнулась на ровном, присыпанном песком месте. – А я только и делала…
– Хотите, я провожу вас домой? – спросил мужчина, укладывая последнюю тарелку в сумку, висевшую у него через плечо.
Она посмотрела на него, словно на одного из Отцов-Хранителей, и кивнула. Он был такой славный мужчина! Неровно отросшие пряди волос и щетина на щеках нисколько этого человека не портили, даже шли ему. У него были печальные светло-зелёные глаза, обрамлённые длинными светлыми ресницами, и грустный рот.
А он смотрел на неё и удивлялся, как это раньше не встречал такой милой женщины! Совсем не юная девочка, но такая хорошая и немного беззащитная. Серые глаза её близоруко щурились, волнистые каштановые волосы растрепались на зимнем ветру. Хотелось укутать её потеплее и тащить домой на руках, словно драгоценную хрупкую добычу. Едва коснувшись пальцев женщины, затянутых в перчатку, мужчина тут же смутился и убрал руки в карманы.
– Проводите, – сказала она и сама взяла его под локоть. – Как вас зовут? Я плохо запоминаю имена, но ваше постараюсь запомнить.
