1192 год, Англия, Клайдонский замок
Снова и снова ужасный грохот сотрясал сводчатые стены замка. Удары стенобитного орудия заглушали все остальные звуки, тонувшие в их чудовищной силе. Не слышно было ни жуткой неразберихи, царившей на внутренних укреплениях, ни полных смертельного страха криков, доносившихся с внешнего двора. Эти зловещие удары проникали во все уголки замка и, как стрелы, пронизывали невыносимой болью голову Рейны де Шампенье.
Слишком стремительна и неожиданна была атака. Когда отчаянный крик «Измена!» разбудил Рейну, весь наружный двор замка был почти полностью занят неприятелем. На рассвете внешние ворота Клайдона были открыты предателем, укрывшимся в замке от царившей накануне непогоды под личиной пилигрима. Рейна с пламенными молитвами обратилась к Богу, горячо благодаря его за то, что он уберег ее от гораздо большей ошибки. Ведь если бы она все-таки поддалась просьбам странника и впустила его во внутренний двор или даже в главную башню, то сейчас ей пришлось бы руководить обороной внутренних укреплений сторожевого поста, не смея и надеяться на победу. К сожалению, это была ее единственная удача.
Атакующих, казалось, насчитывалось не больше сотни, однако и в самом замке находилась лишь жалкая кучка воинов, способных сражаться. После того как отец Рейны большую часть гарнизона взял с собой, отправившись в Крестовый поход, в ее распоряжении осталось всего пятьдесят пять воинов, лишь немногие из которых находились в замке, когда произошло нападение. Двадцать тяжеловооруженных всадников, десять арбалетчиков и столько же лучников мужественно отражали атаки нападающих. Но уже шестеро из их числа нашли свою смерть в сражении или были ловко завлечены в хитроумно устроенные ловушки на внешних стенах, которые совсем не грозили нападающим огнем защитников замка, ибо в нем не было ни одного искусного стрелка, сумевшего бы навредить флангам атакующего войска.
– Усильте огонь! – крикнула Рейна что было сил одному из слуг, также вставшему на защиту замка наряду с воинами. – Скорее же! Кипяток нам нужен немедленно, а не когда ворота окажутся в руках противника!
Она перегнулась через укрепление как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромная каменная глыба с ужасным грохотом упала в нескольких футах от стенобитного орудия, лишь подняв вокруг него облако серой пыли. Разгневанная Рейна обрушилась с упреками на своего верного слугу Теодорика. Несмотря на то что ему едва исполнилось восемнадцать, этот упрямец настоял на том, чтобы сражаться на укреплениях вместе со своей госпожой. И хотя она не раз пыталась отослать его вниз после того, как он помог ей облачиться в специально изготовленные доспехи, все было напрасно.
– Идиот! – в негодовании крикнула Рейна. – Ты должен был разбить орудие, а не поднять вокруг него пыль!
– Но эти глыбы так тяжелы! – раздраженно сверкнул глазами Теодорик, как будто хотел оправдать свое неумелое использование и так небогатого арсенала сражавшихся.
– Послушай-ка, Тео. Если ты недостаточно силен, чтобы справиться с ними, лучше убирайся отсюда и займись тем, что тебе под силу… Торопитесь! Кипятка еще! И добавьте огня, у нас остается совсем мало времени!
Рейна отвернулась от Тео, обиженного ее грубостью, и чуть было не сбила с ног маленького Оулмера, также спешившего на помощь своей госпоже. Семилетний ребенок обхватил ноги Рейны своими худенькими ручонками. Сердце девушки чуть не выпрыгнуло из груди, когда она осознала, что из-за своей хромоты мальчик, не умея держать равновесие и не обладая достаточной ловкостью, мог запросто вывалиться из укреплений.
– Что ты болтаешься под ногами? – хрипло проговорила Рейна, скорее со страхом за жизнь мальчика, нежели с раздражением из-за его появления.
Мгновенно карие глаза Оулмера наполнились слезами, и сама Рейна почувствовала, как предательская влага щекочет ей ноздри. Прежде она никогда не кричала на мальчика, а, наоборот, утешала его добрым словом, переживала вместе с ним его детские невзгоды. Рейна заменила ему мать, и поскольку никто из вилланов не хотел брать его на воспитание из-за уродливой хромоты, она сама вынянчила его, отвоевав у множества детских болезней. Поэтому она и думала о нем как о своем собственном сыне, считая себя обязанной заботиться и защищать его от несправедливостей жизни.
– Я хочу помочь вам, миледи! – пробормотал Оулмер.
Рейна опустилась перед ним на колени, чтобы отереть слезы с его вымазанного сажей личика, надеясь, что, подарив мальчику полную нежности улыбку, она сможет помочь ему забыть проявленную ею недавно грубость.
– Конечно же, Оулмер! Я очень рада, что ты пришел, – солгала она, стараясь защитить его от града стрел, сыпавшихся на них со всех сторон, своим закованным в броню телом.
– Видишь ли, я так торопилась на укрепления, что не успела отдать служанкам все необходимые приказания. Может быть, ты сходишь вниз к леди Алисе и передашь ей, что я просила приготовить внутри башни все для приема раненых? Пусть разорвут как можно больше материи – нам понадобится много бинтов. Помоги им, пожалуйста. Останься с ней и с госпожой Хилари и постарайся быть полезным. А также успокой юных леди, скажи им, что бояться вовсе нечего. Ты же знаешь, как неразумны они бывают порой, – добавила Рейна, натянуто улыбаясь.
– Да, миледи. Они ведь совсем еще девочки.
«А ты всего лишь маленький мальчик», – с нежностью подумала она, глядя, как он, прихрамывая, ковыляет к лестнице.
По крайней мере, гордость его не была задета. Однако другая проблема занимала уже ум Рейны: как избавиться и от Теодорика. О! Если бы это было так же просто!..
И тут взгляд Рейны упал на юношу, помогавшего опрокинуть на нападавших огромный котел с кипятком. Страх сжал ее сердце, и она с трудом сдержала крик, но в то же мгновение стрела со свистом пролетела мимо нее, едва не расцарапав лицо, и она неожиданно для себя обнаружила, что лежит на полу, сбитая с ног Оубером Манфредом.
– Слезь с меня, пустоголовый идиот! – прорычала она, глядя в мертвенно-бледное лицо Оубера.
– Но, миледи…
Рейна раздраженно прервала его:
– Неужели ты думаешь, что мне нравится прогуливаться под градом стрел? Но ведь в замке нет больше никого, кто мог бы возглавить оборону, ведь сэр Уильям, которого, несомненно, отравил этот чертов странник, прикован недугом к своей постели.
