ГЛАВА 1. Ведьма
Завидя путников, стервятник, сидевший на сухой вершине одинокого дерева, насторожился и дёрнул морщинистой шеей. Один человек ехал на гнедом мерине, ведя в поводу серую лошадь, нагруженную узлами. За ними на пони поспевал второй, совсем ещё мальчишка. Стервятник увидел, что путники вооружены, и полетел за ними. Там, где оружие, там и мертвецы, рассуждала птица. А где мертвецы, там и обед. Уже несколько дней, как стервятнику не попадалось падали. Приходилось пристально наблюдать за дорогой, высохшей долиной и окрестностями. Вдруг спустится к мертвому руслу ручья лань и, ослабленная голодом и жаждой, упадёт, не найдя воды? Или повезёт встретить остатки трапезы степных волков…
Но там, где люди с оружием, вернее всего отыщется сладкий кусок.
Конные свернули как раз туда, куда падальщик соваться не любил – к деревне. По случаю засухи тут частенько проводились всякие молебны и песнопения, а стервятнику эти завывания были не по нраву. Однако сегодня тут было кое-что интересное! Птица сделала круг в вышине, а затем принялась постепенно спускаться ниже, чтобы разглядеть подробности.
Но готовилось неинтересное. Собирались жечь ведьму, а стервятник недолюбливал жареное мясо. Поэтому, сделав ещё пару кругов над деревней, он тяжело взмахнул крыльями и полетел восвояси. Пускай люди сами развлекаются, а ему ещё надо искать пропитание.
***
– А ну не сметь! Что за произвол? Без священника, без суда! – взвился над головами властный окрик. – С-смерды!
Крестьяне переглянулись. Рыцарь с оруженосцем показались им не слишком страшными. Тем паче, рыцарь ехал налегке, без лат – их везла терпеливая серая в яблоках лошадь. На её хозяине была лишь серая котта с алым знаком горящего Обода возле сердца. Жарко – слишком жарко для доспехов. Правда, пояс с мечом на путнике всё ж был, внушая уважение и трепет безоружным мужикам. Да и лицо у него все ж таки было жутковатое! Едва тронутое загаром, горбоносое, с нахмуренными густыми бровями. Губы тонкие, щеки впалые, гладко выбритые. Сквозь длинные пряди русых волос пробивалась редкая пока седина.
– Что творите?! Отвечать!
– Да вот, ваше магистерство, ведьму жгём, – сказал мужичок, демонстрируя факел.
При солнечном свете огонь казался совсем бледным.
– Засуха, видите ли. Самое то нынче – ведьму сжечь. Небось в них, ведьмах, источник всех бед, – вторил мужичку с факелом какой-то школярского вида юнец.
– Грамотный? – повёл носом путник.
– Грамотный, ваше магистерство! Университет в Ствимлинде, – затараторил юнец. – А без грамоты нынче куда? Сплошное мракобесие кругом!
– Так что ж ты сам-то мракобесничаешь? – прожевав и выплюнув кляп, спросила ведьма.
Её уже привязали к столбу, обложили соломой, подложили под ноги дров. Сухие – лучше не бывает. Хорошо гореть будет! Путник поморщился. Симпатичная молодая женщина деловито подобралась к ведьме и, истово обводя лицо знаком святого Обода, заткнула рот ведьме новой тряпкой.
– А раз вы, стало быть, духовного ордена, каков я делаю вывод, на вашу одежду глядя, то благословите на богоугодное дело, – заявил студент.
– Я-то духовного, – буркнул путник.
– Вот я и вижу, господин рыцарь, – обрадовался мужичок с факелом. – Вы уж не томите, благословите, да мы её пожгём. Глядишь, уже завтра к утру за такое великое дело нас небеса дождичком порадуют!
– Вы как определили, что она ведьма? – спросил рыцарь.
– Да просто, ваше магистерство! Вот каждый солнец-день ходим в соседнее село в церкву, а она не ходит. Метла у ней, опять же, всегда новая, прутья ореховые так и блестят. Травами всех выхаживает. И от хворей не молиться велит, а мыться. С мылом.
Глаза рыцаря устремились к небесам, но тут же опустились обратно. Уж очень жгуче палило солнце, очень яро разгорелась над головами выцветшая к концу весны голубизна.
– И всё? – спросил он.
– С мужиками через одного переспала! Дитя вытравила себе, ууу, подлая! – взвился над деревенской площадью одинокий бабий голос.
И понеслось…
– Корову мою молока лишила! Вымя от её сглазу у моей козы спеклось! У меня вместо молока из груди одна вода, ребеночек схудал совсем! Как пела намедни, с неба птица мёртвая упала! Это ли не колдовство?! Сжечь ведьму!
– Сожгём ее, ваше магистерство, – сказал мужичок, поглядывая на угасающий факел.
А оруженосец подъехал к коню господина поближе, тронул стремя и шепнул:
– Господин Азенальд, они там поодаль сговариваются вас убить, чтоб не мешали суд неправый творить, так что, ради Блистающего, едемте отсюда поскорее!
Азенальд пустил коня прямо на мужика с факелом. Гнедому близость огня не понравилась, и он слегка взбрыкнул.
– Я, брат-рыцарь Священного Ордена Высокого Храма Азенальд Хадрифордский, прозванный Несокрушимым, заявляю, что без святого суда и присутствия лица церковного звания жечь женщину не дозволю! – вскричал рыцарь и обнажил малый меч.
– А ну на колени! Подчинитесь власти Ордена! – срываясь на петушиные ноты, завопил оруженосец.
Крестьяне потоптались, но огонь погасили.
– А как нам убедиться, что вы не для утех её используете, ваше магистерство? – спросил мужик с потухшим факелом.
– Думай, что говоришь, – сказал студент. – Ихний Орден безбрачие соблюдает.
– И что ж вы с нею делать изволите, если не употреблять? – удивился худой бородач из кучки крестьян.
– Отвезу в город, – кисло сказал рыцарь.
Кажется, до него начало доходить, чего ему будет стоить это вмешательство в крестьянскую жизнь. Ведьма с надеждой посмотрела на Азенальда, но кляп мешал ей высказать свое мнение. Хотя его всё равно никто не спрашивал.
– Ну дерзайте, ваше магистерство. Неужели на рыцарском коне поедет? А не сбегёт? – раздались выкрики.
– Ну так мы её в возок в клетке посадим, – высказался студент. – И следом за братом-рыцарем поедем. Нарочно, чтобы убедиться, что брат-рыцарь её до места довезёт, раз уж вызвался.
– Вот ты и езжай, – выкрикнула какая-то из женщин. – Тебя, если что, не жалко.
– И ещё пусть Монк езжает, – добавила другая. – И Растан!
– А мы-то чего? Неужто нас тоже не жалко? – возмутился худой бородач.
– Просто вы оба женаты, а посему не так податливы к её противоестественной красоте, – ляпнул студент.
Азенальд поглядел на ведьму. Она поникла, обвисла на веревках, похожая на увядший цветок. Если там и была красота, тем более «противоестественная», то сейчас она скрывалась за грязью и синяками. И не побоялись же бить ведьму! Нет, что ни говори, а крестьяне народ недобрый и безрассудный, с осуждением подумал рыцарь. То ли дело священный суд! Уж там-то решат, что делать с женщиной.
– Мне всё равно, кто поедет, лишь бы не на моих лошадях. Вот вам два эгла за возок, веревку и клетку. Сбирайтесь – и в путь. И дайте этой… – рыцарь пошевелил пальцами в направлении ведьмы, – немного воды. А то умрёт нераскаянной, наш грех будет.
