1. Часть I Глава 1
1999 год
В распахнутое обветшалое окно городского суда ворвался знойный ветерок. За высокими стенами здания было прохладно, даже скорее свежо и эти теплые порывы воздуха приятно осели на коже, зашевелили летным трикотажным сарафаном, запутались в густых каштановых волосах, сорвали с губ горестный вздох и понеслись дальше.
— Адвокат не дал надежду, — промолвил отец, ожидавший заседания суда вместе со мной. Натруженная ладонь потянулась ко лбу, и собрала капли пота. Не смотря на царящую прохладу, я чувствовала, что он начинает задыхаться. — Он сказал, что сделает всё возможное, но нам стоит быть готовыми ко всему. У меня совсем нет денег на профессиональную защиту. Да и что она даст?! — с горечью махнул рукой, высказывая этим самым бесполезность затеи. — Всё против него. Всё!!! Чем он думал? — сжал кулаки, пытаясь справиться с разбитыми надеждами. — Чем думал твой брат, употребляя эту гадость?
Я опустила голову, не имея ответа на данный вопрос. У самой сердце обливалось от мысли, что Данька может сесть на двенадцать лет. На целых долбанных двенадцать лет!!! И свидетель, что оказался неподалеку от аварии указывал именно на него. А я не верила. Не мог он сбить человека на пешеходном переходе на смерть. Не мог… Да он за все свои двадцать два года и комара не убил, не то, что человека. До защиты дипломного проекта остались сущие пустяки – две недели и тут…
— За что нам такое? Никак не пойму, — продолжал причитать отец, а я стояла и не знала, как в такой ситуации огорошить ещё и новостью о своем увольнении.
— А что за свидетель? — поинтересовалась вполголоса, не желая привлекать ещё больше внимания. И так все злобно зыркали в их сторону. Особенно родители погибшего парня. — Есть информация кто такой?
— Нет. Его прячут. Но на допросе среди всей четверки он указал именно на Даню.
— Не верю я. Вот не верю и всё. Не могу смириться, — разозлилась, позабыв о том, что они не одни в коридоре.
Папа устало прислонился к стене. Что толку причитать, когда жизнь его сына шла под откос и он, техник-технолог на кразовском заводе, самый обыкновенный смертный, не имеющий ни влиятельных друзей, ни внушительных денежных запасов ничем не мог помочь. Вчера сказал, что где-то он допустил ошибку, оступился, возможно, незаслуженно кого-то обидел, перешёл дорогу, потому что хоть убейте, не мог понять, почему так. Сначала жена. Теперь и Данька. Думал, со мной намучается в старости. С детства росла сорвиголовой, со своеобразными взглядами на мир. Бунтарка. Другое дело брат: спокойный, послушный.
Все его эмоции считывала мгновенно. Больше всего пугало его затравленное выражение и опустошённый взгляд таких же, как и у меня, серо-зелёных глаз. Лишь бы выстоял, не слег в больницу. Не стоило ему приезжать. Зрелище не для слабонервных, тем более, после перенесенного сердечного приступа.
Но если мне и отцу так хреново, то, каково тогда брату? Даже страшно представить. Эта неделя вылилась в один общий, бесконечный кошмар и та самая малая надежда, дающая силы каждое утро просыпаться, умываться, чистить зубы, завтракать именно сейчас бесследно испарилась. Когда вчера вечером позвонил Тарановский и по секрету поведал, что объявился свидетель – вот тогда она поняла, что всё… трындец.
… В зале суда присутствовало не так уж и много: так называемые «друзья» Дани попрятались в загородных дачах своих влиятельных родителей и их интересы представляли мордатые адвокаты; со стороны брата – только мы, не считая бледного адвоката, чем-то напоминавшего кота Леопольда и родственники погибшего парня. Заседание было закрытым. Хорошо это или плохо, я не знала, но постоянно чувствовала на себе пристальные, ненавистные взгляды, от которых хотелось провалиться сквозь землю.
Когда привели брата, едва не застонала в голос – настолько он был измучен, выглядел осунувшимся, убитым. Словно жизнь для него уже кончена. Это я успокаивала себя тем, что любой срок – это не пожизненное. Для него же… ох… для него даже год – уничтожающий приговор. Понимание того, что ему придется жить в четырех стенах с решётками на окнах, жить в антисанитарии и шарахаться по углам среди жестоких, бывалых зеков внушало в меня дикий ужас. Чего-чего, а фильмов с подобной тематикой насмотрелась да и Тарановский, будь он неладен, настрашал прилично.
Вошел судья, все поднялись и… началось.
Дальше всё происходило как в каком-то кошмарное сне. А ещё казалось, что сейчас в зал заседания вбежит ведущий телепрограммы «Розыгрыш» и весело объявит: «Улыбнитесь, вас снимала скрытая камера. Помашите во-о-он туда и передайте всем привет».
Но время шло, а к нам так никто и не ворвался. Отец сидел ни живой, ни мертвый, едва справляясь с волнением. Я смотрела на разместившегося за специальным решетчатым ограждением родного человека и понимала, что это реальность. Безжалостная, несправедливая, грёбанная реальность.
— … принято решение. Данное решение принято путем подробного расследования. Зафиксированы доказательства, весомые аргументы, расследования места аварии, наличие свидетелей. В ночь аварии подсудимый Даниил Матвеев вместе со своими друзьями принимал запрещенные наркотические препараты, про что свидетельствуют проведенные медицинские экспертизы и полученные результаты анализов крови. В момент совершения наезда, Матвеев находился за рулем машины марки Nissan Primera, владельцем которой является Молоков Юрий Александрович, в данный момент, находящийся в больнице…
Слушала вполуха. Всё внимание в данный момент занимал брат, не сводивший с отца глаз. В его серых глазах читалась такая боль и обреченность, что хотелось встряхнуть родителя и закричать не своим голосом: «Не отворачивайся! Посмотри на него. Поддержи. Не наказывай своим равнодушием. Ведь это не так. Тебе тоже плохо и больно».
Однако отец не реагировал. Всю свою тревогу оставил в коридоре. Я знала, о чём сейчас его мысли. Он смирился. Уже… Только услышав приговор о восьми годах лишения свободы схватился за сердце и слегка поддался назад. Увидев его состояние, Даня вскочил с места, обхватив прутья руками. К папе поспешил дежуривший врач и, взяв под руку, вывел в коридор. На лице брата было столько отчаянья, что мое возмущение, сдерживаемое колоссальным трудом, прорвалось наружу.
— Вы ошибаетесь, — я вскочила с места, не заметив, что начала плакать. — Вы совершаете ошибку. Мой брат не виновен!.. — меня насильно усадили на место, не дав договорить. — Руки свои убрал, — не могла успокоиться, отпихивая, как оказалось услужливого адвоката. Лишь мольба в глазах брата заставила умерить пыл и успокоиться, сжав до боли кулаки.
Молоток судьи шарахнул по столу, вынесши свой вердикт, и мир пошатнулся. Я ухватилась за спинку кресла и повернувшись к брату. Он сидел, опустив голову и сложив на коленях руки. Видно, что он тоже смирился. Нет! Только не это! Когда судья ещё раз громыхнул своим молотком, извещая, что заседание закрыто, он посмотрел на меня и криво улыбнулся.
