Степан Мазур - Из грязи в князи

Издревле было двенадцать богов. Каждый от своей сущности.

Первые четыре от стихий в этот мир были приведены: Земля, Огонь, Воздух и Вода – их суть.

Вторые четверо были составляющие из стихий: Камень, Лёд, Природу и Эфир познали они.

Существовали ещё четыре Дороги, силы дающие богам молодым: Светлая, Тёмная, Серая дорога им в путь. Так же познали они дорогу, силу берущую из Перехода. Имя ей – некромантия.

И был Конструктор – Отец Двенадцати богов. Он следил за балансом и держал детей в гармонии. Под руководством Единого создали Великие мир. А как пришло время взросления чад своих, так покинул Создатель молодой мир, наделив Равных своей силой и наказав жить в гармонии и порядке.

Но едва Конструктор ушёл создавать другие миры, как дети стали забывать наставления Прародителя. И запылал мир, получив название Варленд – «земля войн». Ибо не было времени, чтобы не проливалась на ней кровь рас сотворённых.

Народы воевали за наследие, почитая молодых богов.

На том и стоял Варленд.

…И каждый из Первых учил нас своей сущности.

И возвели мы двенадцать Академий

и одну Единую, вобравшую в себя

всю силу двенадцати.

Хроники Варленда

Полуденное солнце кусало голые плечи, щипало шею. Лёгкий ветер бегал по коротким и чёрным, как северная ночь Ягудии, локонам малолетнего Андрена. Изумрудные глаза подростка цепко следили за движениями оппонента. Рёбра разрывало от тревожного сердца. Лёгким катастрофически не хватало воздуха. Биться на мечах с рослым, здоровым мужиком было не под силу двенадцатилетнему пареньку.

Как же он устал каждый день доказывать право на жизнь в деревне, даже не отмеченной на карте Империи. Как остро не хватало сил на ещё один замах мечом.

Запястье больно выламывало от каждого удара. Приходилось всё больше уклоняться. Кусок металла в руке, называемый по насмешке «клинком», не позволял этого сделать с нормальной скоростью. Хотелось его выбросить и сбежать. Но нельзя… Чувство собственного бессилия давило паренька к земле, забирало последние силы и погружало в отчаяние.

Андрен был на грани срыва. Слёзы едва удерживались в больших, ясных зелёных глазах. Подросток терпел, сколько мог. Только так можно было избежать порки и удара в лицо от отчима вместо ужина.

– Тебе уже двенадцать, выродок. Двенадцать! А ты до сих пор не можешь владеть мечом хотя бы на уровне жалкого крестьянина! Видят боги, ты ничтожный боец! – Кричал Рэджи, брызжа слюной.

Мальчик молчал, стиснув зубы. Лучше терпеть. Не обращать внимания на поток грязи, который вновь и вновь лился из смрадных уст человека, которого нельзя было назвать родным даже в страшном сне.

Тяжелые, колкие слова сыпались на Андрена без конца и края, убивая всю уверенность в собственных силах. Десятник Рэджи Головань в довершении слов как всегда доказал свою непогрешимую уверенность мощным рубящим ударом. Мальца отбросило в траву. Меч так и вовсе улетел на несколько шагов, воткнувшись остриём в землю.

Рыжеволосый деспот навис над пацаном и заржал на зависть всем коням. Отставной служивый легионер в последнее время каждый вечер развлекался подобными показательными боями, теша самолюбие. Никто на деревне ему был не указ. Всех здоровых мужиков последний императорский приказ забрал на новый призыв.

Границы не спокойны.

Даже для своих малых лет Андрен хорошо понимал, что никого другого Рэджи победить был просто не в состоянии, даже если противнику завязать руки. А на войне «Сожжённого города[1]» он стал десятником по нелепой ошибке или… непроходимой глупости сотника. Выжить там уже означало получить звание. Но ведь выживают, и трусы, и дезертиры.

– Вставай или зубы выбью! – Подстегнул голос отчима, отсекая мысли.

Испугавшись, подросток резво вскочил. Тон десятника из рассерженного превратился в гневный. А глаза стали тёмными, чужими, злыми, как северная ночь.

Время шуток кончилось.

Рэджи подошел вплотную, замахнувшись мечом над головой. Андрен рефлекторно воздел руки над головой, направив дрожащие ладошки в сторону деспота. В голове прокрутились образы костра, войны, всполохи пламени, крики солдат, плач матерей. В деревне в каждой семье были потери, и каждый день селяне рассказывали о пламени войны. Ватаги ребятни слушали, развесив уши, и пересказывали друг другу в то время, когда удавалось хоть немного отдохнуть от работы на полях и по хозяйству.

– Подними меч, сучонок!!! – Взревел отчим. – Тебя любой зеленокожий с говном сожрет и не подавится!!! Дай ему отпор!!!

Вместо отпора Андрен ощутил, как мокнут штаны. А вот руки наоборот обожгло чем-то горячим. С ладошек посыпались светлячки, отчего малец стал мочить штаны ещё быстрее.

Рэджи округлил глаза, глядя на редкие искры, посыпавшиеся с ладоней пасынка. Первейшие зачатки магии огня!

Половина искр потухла, не долетев до цели, другая же немного опалила рыжие волосы, бороду и усы бравого десятника.

Андрен ощутил, что запахло, как на скотобойне. Причем не только от его штанов.

Опешивший отчим застыл, потеряв дар речи. Десятник неожиданно для себя растерял весь запас ярости перед «манекеном» для битья.

Не веря глазам своим, Рэджи скосил глаза на шевелюру. Удивлённое лицо вытянулось, словно неизвестный потянул за уши. Отчего он стал похож на тяглового осла. Андрен не смог удержаться и захохотал. Истерика подводила его к двум желаниям: убежать к реке и как следует запомнить выражение лица отчима.

Мгновение замешательства отчима прошло. Сказалась военная выучка. Зычный голос отставного служаки воскрес. Секунды спустя десятник Империи уже гремел, как раскаты грома:

– Проклятый магик! В Старом Ведре нет места выродкам! Это наследственная деревня рубак его величества и добропорядочных крестьян, которые обрабатывают землю своими руками, а не бормочут заклинания, обссыкая штаны. Пошёл вон отсюда!!! И даже не думай порочить честное железо и кропотливый труд! Ты жалкое, ничтожное существо, валишь в Академию не-ме-для!!!

Языком отчим владел гораздо лучше меча.

Андрен улыбался и никак не мог убрать с лица нелепую улыбку. Размазывая по щекам слезы, он осторожно отошёл на безопасное расстояние и, не спуская глаз с противника, вытащил из земли меч. Внимание – прежде всего. Штаны потом.

Последние слова отчима не сразу проникли в сознание.

«Бредит что ли? Как он может меня отпустить в Академию?», – подумал мальчик: «Кто тогда будет работать в поле, собирая урожай, да за скотиной следить?».

Но что-то внутри подсказывало, что Рэджи обронил те слова не случайно и мальчуган не мог поверить своему счастью. С тех пор, как от «Серой лихорадки[2]