«А я не хочу умирать! — яростно подумал Артем. — Я жить хочу! Я отомстить хочу!»
Лампочка под потолком вдруг вспыхнула еще ярче — так, что глазам стало больно, — и вдруг, заискрив, погасла. И сразу после на фоне светлого из-за городских огней больничного окна обнаружился чей-то силуэт. Артем вздрогнул — в первую секунду, когда гость еще даже толком не попал в поле зрения, когда глаза только-только зацепили его, показалось, что над головой у него имеются уже знакомые рога-крылья. Но потом стало ясно, что все это Артему примерещилось и ничего такого у ночного посетителя нет — обычная мужская фигура, широкоплечая и высокая.
— Вы кто? — Голос был сиплым, задушенным, и сам же Артем со стыдом услышал в нем нотки паники.
— В ваших краях меня называют Велесом.
— Велесов? — по-прежнему туго соображая, переспросил Артем и сглотнул — ему все еще было страшно.
Гость хмыкнул, отрицательно качнув сильно обросшей головой — на фоне окна были видны довольно длинные пряди, которые, мягко завиваясь, острыми пиками торчали в стороны и вверх, — а потом вдруг оттолкнулся от подоконника, у которого стоял, и решительно подошел к кровати Артема:
— Нет. Это не фамилия. Скорее… должность. Страж Калинова моста, владыка развилок и перекрёстков. И получается так, что ты сейчас как раз в моем ведении. На перекрестке.
— Ага. А посередке камешек лежит с надписью: трындец, без вариантов? — храбрясь, спросил Артем.
В голосе незнакомца сквозило такое… Да чтоб ему! Такое воистину смертельное спокойствие, что по коже невольно продирал мороз. Да и лицо этого типа, неясно видимое в свете экранов обступавших Артема приборов, было… непростым. Мефистофельские брови — густые, смешливо изломленные посередине. Темные ироничные глаза. И диковатая, какая-то кудлатая борода, которая гостю тем не менее шла. Он смотрел внимательно, понимающе, совсем не зло, улыбаясь и глазами, и губами, но улыбка эта не грела ни разу, как и мягкий вроде бы голос.
— Ну… Да. Вариантов немного. Но выбрать путь все равно придется, раз уж я здесь…
— Между чем и чем выбирать-то?
— Для начала все просто: между жизнью и смертью. Но ты, насколько я понял, с этим как раз уже определился.
— Я хочу жить, — подтвердил Артем, нервно сглатывая — на розыгрыш происходящее не было похоже ну совсем.
— Любой ценой?
— Да! — Сомнений не было никаких.
— Тогда еще всего лишь один момент. Надо зафиксировать согласие. Бюрократия, ничего не поделаешь.
Артем внутренне усмехнулся, ожидая, что сейчас начнется классическая фигня а-ля Фауст — с подписями, проставленными исключительно кровью, — но незнакомец (Велес?) самым что ни на есть обыденным жестом достал из кармана джинсов смартфон. Щелчок, вспышка, в очередной раз ослепившая Артема… Когда же он проморгался, то увидел перед собой экран, а на нем собственное фото: еще хранящее загар, но все равно какое-то серое лицо, рыжеватая колючая щетина на щеках и чуть более длинные и светлые волосы на голове, потрескавшиеся губы, прищуренные глаза и взгляд… Тяжелый, свинцовый, желтовато-серый. Взгляд затравленного, а потому злого на весь мир волка. Смертельно раненого, но готового унести с собой на тот свет любого, кто сунется неосторожно.
— Теперь палец любой приложи к этой круглой кнопке.
Артем скривил губы: с некоторых пор он и шевельнуться-то мог с трудом — настолько слабым стал.
— Ах да… — незнакомец чуть поклонился, извиняясь, подхватил правую Артемову руку, осмотрел ее, словно видел что-то подобное впервые, выбрал средний факовый палец, аккуратно загнув все остальные, с усмешкой продемонстрировал его Артему, а после приложил подушечкой к кнопке.
Телефон пикнул, мгновенно обрисовав в открывшемся окошке папиллярный узор, и фотография с экрана пропала.
— Все? — спросил Артем.
— Ну, почти, — откликнулся безмятежно незнакомец и положил ему руку на грудь.
И тут же острые когти впились в кожу, кажется, проросли в самое нутро, сжали сердце и…
И Артем все-таки проснулся.
Привидится же! Так-то кошмары не были редкостью, но снилось всегда примерно одно и то же и по понятной причине — прошлое никак не хотело отпускать. А тут… Тут было так лихо, что даже глаза открывать оказалось страшно — а вдруг привидевшееся никуда не ушло? Вдруг все на самом деле?
Мысль заставила передернуться, словно от накатившей дурноты. Артем мотнул головой и тут же застонал сквозь зубы. Все тело болело. Кости, мышцы, кожа, даже, кажется, волоски на ней. На грудь будто камней навалили — не вздохнуть. Пугливая попытка все-таки разлепить глаза закончилась плохо. Свет острой спицей впился прямо в мозг, и пришлось торопливо зажмуриться, положившись на другие органы чувств. Пахло вокруг странно. И звуки были странными. Не больничными. А еще почему-то трясло и качало… Да так, что, кажись, еще чуть-чуть — и сблеванешь. В тот же миг желудок скрутило, Артем разинул рот и задышал, будто больная собака — разве что язык не вывалив.
— Он сейчас загадит все сиденья и коврики, — просипел кто-то рядом.
— Как загадит, так и уберет за собой, — миролюбиво откликнулся другой.
Вот его голос показался знакомым, и узнавание это Артема словно током прошибло: палата, перегоревшая непонятным образом лампочка, рогатый тип, назвавшийся Велесом… И вспоротая его когтями грудь!
Оттянув ворот больничной ночнушки, Артем заглянул внутрь. Фух! Никаких ран, даже следа от них, вообще ничего такого, что было бы неожиданным и катастрофичным. Обычная мужская грудь — два соска, мышцы, фактурностью которых Артем втайне гордился, бледная кожа и рыжевато-русая волосня на ней…
Рядом засмеялись, и Артем нашел в себе силы осмотреться. Кажется… Кажется, он был в кабине какого-то грузовика — просторной, с широким лобовым стеклом и болтавшимися над ним фенечками. И грузовик этот ехал… Нет, не сам, конечно. Артем уставился на человека, который был за рулем: темноволосая лохматая голова, кудлатая борода, тяжелый грубоватый профиль, мефистофельские брови, прищуренные глаза и неожиданно мягкие, даже чувственные губы…
— А он вкусно пахнет. Свежатинкой, — опять просипел кто-то за спиной, и Артем от неожиданности шарахнулся, изрядно приложившись башкой.
— Вкуснее меня? — усмехнулся водитель, не отводя глаз от дороги.
— Ревнуешь? — то ли засмеялся, то ли заперхал тот, что сзади, и Артем, как выяснилось, сидевший на переднем пассажирском сиденье, аккуратно пристегнутый ремнем безопасности, подался в сторону и обернулся.
Это был… старик. Или старуха. Существо казалось настолько древним, что пол определить уже не представлялось возможным: ссохшееся тело, изрезанная морщинами, будто бы пергаментная кожа, редкие волосы на почти голом черепе. Одни только поразительно светлые, будто бы выгоревшие на солнце глаза жили на узком лице и сейчас горели острой, всепоглощающей, затягивающей жаждой. Настолько манящей и притягательной, что Артем сам не заметил, как потянулся навстречу… И тут же словил хлесткую затрещину.
