Глава первая, в которой наш герой начинает свой путь в стране-под-холмами
Оставляешь за спиной мир привольный и простой.
С каждым шагом будет глуше, будет горше, будет хуже.
Не оглядывайся. Помни – выбираешь только ты.
Может, в темноте иные распускаются цветы?
Руки мертвого короля оказались очень холодными, будто облитыми льдом, и вскоре у Амадея заныли пальцы, будто он снова выполаскивал белье в зимней стылой речке. Однако он не стал даже пытаться высвободить свою руку из твердого, неживого пожатия, поскольку совсем не был уверен, выдержит ли вода его самого по себе, без королевского сопровождения. А когда озеро сомкнулось у них над головами, то резонов отпустить руку провожатого стало и того меньше.
Они спускались по тропе, уводящей вниз, в глубины озера и еще дальше; вокруг них мерцали водяные стены, не пропускающие ни одного звука из оставшегося позади верхнего мира. Амадей оглянулся – не светлые, но непроглядно темные воды смыкались за ними, и никакой дороги назад не было.
Идти пришлось долго; пальцы Амадея уже перестали чувствовать холод и словно растворились в ледяном пожатии мертвого короля; но вот, наконец, водная тропа закончилась. Они вышли на твердый камень перемычки между двумя подземными озерами, одно из которых исхитрилось подняться на поверхность, и не где-нибудь, а в королевских садах; водяные стены опустились, и озеро вернулось в свои берега. Над головами пришедших вздымался высокий потолок пещеры, темноту разгонял лишь свет, исходящий от белого костяного обруча короны на голове Остролиста. Амадей осмотрелся. В нескольких шагах от него на черной воде второго озера тихо покачивалась лодка.
– Как же мне называть тебя?
Мертвый король задал этот вопрос, глядя на Амадея обманчиво незрячими глазами и едва заметно улыбаясь.
– Вам не нравится мое имя? Или есть особые правила для людей, которых вы приводите сюда?
– Ты не человек, – мягко возразил король. – И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Попроси своего фамилиара перестать прятаться у тебя за пазухой, пусть возвращается на привычное место. Но сначала я хочу на него посмотреть.
Амадей почувствовал, как напрягся и задрожал Шеш, как медленно, неохотно выполз он наружу и обвился вокруг его шеи.
– Ваше Величество, – еле слышно прошелестел змей, склонив маленькую черную голову.
– Рад встрече, Шеш. – Кивнул король. – Сделай одолжение, ответь мне – как ты зовешь своего подопечного? Какое имя ты дал ему, когда впервые увидел мальчика?
– А что же вы сами, ваше величество? – Спросил змей, покачивая головой. Амадей удивился: из голоса Шеша исчезли все присвистывания и шипение, да и сам голос изменился, стал ниже и тяжелее.
– Не хочу именовать впопыхах, – ответил король, – все-таки он мой внук. Ты знаешь его не в пример лучше, и данное тобой имя должно быть ему впору.
Шеш вздохнул.
– Белоцвет. Так я зову его.
– Хорошее имя. – Помолчав, кивнул король. – Я слышу его.
Он повернулся к Амадею, положил ему на плечо свою тяжелую, ледяную ладонь.
– Забудь Амадея. Теперь ты Белоцвет, сын принцессы Вереск, наследник Остролиста, короля хогменов. Там, куда мы идем, Амадею не выжить без Белоцвета, поэтому теперь он главный. Привыкай видеть и слышать как он, говорить и молчать как он…
– То есть как хогмен.
– Да. Половина тебя принадлежит нам, твоя кровь не так уж и красна. Ты научился жить человеком, а значит, можешь забыть эту науку, пока она тебе снова не пригодится.
Остролист шагнул назад, жестом указывая на тихо покачивающуюся на темной воде лодку.
– Прежде чем продолжится наш путь, ты кое-что должен сделать. На тебе есть железо. Оставь его здесь, на берегу. И пусть вместе с ним останется и Амадей. Ты вернешься к нему, когда закончится твое царствование.
Впервые за все время, прошедшее с первого шага рука об руку с мертвым королем, Амадей огорчился. Имя? Да и пусть, наживется новое, не впервой. Но вот подарки Горчи, хаусвер и стилет, верные, надежные друзья, не раз выручавшие Амадея – оставлять их ржаветь на сыром камне было обидно до слез. И серебряное кольцо с гербом Дионина тоже было жаль бросать. И серебряную брошь с гранатами, так похожую на разломанный спелый плод.
– Не тяни. – Сердито прошипел на ухо Амадею Шеш. – Ты что же, думал, что тебя с эдаким арсеналом в страну-под-холмами пустят? Нет уж, подписался на службу в гарем – милости прошу к евнухам!
– Не запугивай его, Шеш. – Мягко усмехнулся король. – Амадей, ничего с твоими вещами не станется. Здесь некому их красть… да и не сможет никто. Сам знаешь, как любят мои подданные холодное железо.
Не подумав, юноша выразительно посмотрел на стрелу, торчащую из груди Остролиста.
– Это единственное железо, которое терпит земля хогменов. Можно сказать, одна из королевских привилегий, – улыбнулся мертвый король. – А теперь поспеши. Ты же не хочешь, чтобы еще один город стал предметом рукоделия…
Вспомнив Каппио, намертво запутавшийся в кружевах искусницы-горбуньи, Амадей стиснул зубы и решительно потянул из ножен хаусвер. Рядом с тяжелым ножом, похожим на выпрыгнувшую на каменистый берег рыбину, лег тонкий черный стилет, брошь, пара колец, горсть монет из кошеля, пояс с серебряной пряжкой. Юноша выпрямился, накидывая тяжелый синий плащ на плечо.
– Хорошо, что Дамиано подарил мне эти агатовые пуговицы. Не то шел бы как на казнь, рубахой наружу.
– Надеюсь, до казни дело не дойдет. – Невозмутимо ответил король. Он подошел к лодке, и та послушно подплыла к его ногам, оглянулся и протянул руку юноше. – Я спрашиваю тебя во второй и последний раз, ты идешь со мной, Амадей?
– Иду.
И Амадей, опираясь на руку Остролиста, шагнул в лодку. Та качнулась под их тяжестью, озеро в ответ вздохнуло, распуская оборками легкие волны. Король сел на единственное простое деревянное сидение, рядом с ним устроился юноша. И лодка, повинуясь воле хогменского волшебства, тихо заскользила по воде, унося своих седоков под каменные своды, вглубь земли. Когда они отплыли от берега, на котором жалобно поблескивало оставленное Амадеем железо, Остролист встал во весь рост и вновь открыл глаза. Сидящий рядом юноша замер, у него встал дыбом каждый волосок, перехватило дыхание – но, вопреки ожиданию, страха не было, а было азартное ожидание, как перед прыжком в холодную весеннюю реку. Открытые глаза мертвого короля разливали свет, озаряя огромную пещеру, где их лодка казалась детской игрушкой. Прозрачная вода не скрывала каменного дна, которое мнилось особенно близким там, где глубина превосходила всякое воображение. Потолок пещеры был закруглен почти правильным яйцеобразным куполом, по стенам мягкими складками стекали известковые драпировки.
