Почему я пошла этим путем? Трудно сказать. Не то чтобы это было интереснее, или я об этом мечтала, или еще какие-то весомые аргументы… Просто я сделала выбор. Ты ходил когда-нибудь гулять по городу, воткнув в уши наушники, выкурив сигарету в оставшейся позади кофейне, и не обращая внимания на то, по каким улицам идешь, какие вокруг дома? Просто идешь вперед, погрузившись в себя, как говорится, на автопилоте. И вот оказываешься на перекрестке. Надо решить, куда идти дальше, и поворачиваешь, скажем, налево. И хотя, чтобы пойти налево нужно пересечь перекресток по диагонали, а то и вовсе перейти обе дороги по очереди, и хотя там ведется стройка и придется идти по дороге, так как весь тротуар заняли леса, ты просто уже идешь туда и все. Неважно. Какая это улица, что за район, куда она приведет… Возможно там сядет батарейка плеера и дождь промочит сигареты, но там, несомненно, будет нечто иное.
И ради этого ты туда идешь.
***
Мне, словно русалочке из сказки,
По асфальту больно ступать.
Взять бы в руки кисти и краски,
Да море нарисовать…
Живое море, живой песок —
И только ракушки мертвые;
Чей-то струящийся голосок
Поет, что скалы, в гальку стертые,
Когда-то были могучими и прекрасными,
Да только устали слегка,
А вода то грубо, то ласково
Хоронила их среди песка…
Взять бы в руки кисти и краски,
Да все это написать…
Жалко, руки дрожат, и в маске
Ни холста, ни кистей не видать…
Далекая галактика видна
В моем средневековом телескопе;
Ночами я мечтаю у окна
О самом точном древнем гороскопе.
И я и небо – мы уже одно,
Его созвездия в моих глазах сияют.
Стремлюсь всем сердцем в фиолетовое дно,
Где спутники планеты покоряют.
Ладонями тянусь к луне-царице,
К туманностям и звездным городам,
И к солнцу, словно к сказочной жар-птице,
К инопланетным быстрым кораблям.
Я б так хотела броситься туда,
Купаясь в звездах и в созвездия ныряя!
Ах, мне приелась теплая вода —
Хочу я в ледяную вечность Рая…
Прекрасные алмазы в вышине,
О вас я все легенды прочитала!
О! Вы и дороги и близки мне,
И лишь о вас я страстно так мечтала!
Мне не понять земной унылой пыли —
Мне пыли звездной хочется узнать!
Мы все когда-то лишь мечтами жили —
Пришло уж время их в реальность изваять!
Нас ждет простор небес необозримый,
Зовет и манит тайны разгадать!
Границы совершенства мы разбили
И остается только в руки его взять!
Настанет день, когда и я исчезну, —
Писала Женщина, на чьих устах – печать.
Настанет день – я чувствую – железно! —
Мне обратиться в прах – и замолчать.
Таким же оттиском на капле сургуча
Как и ее – мой рот тогда пленят,
Да только позабудут сгоряча,
Кто Адресат.
Так позабудут высохшие тени
Всех тех, кто жадно, полной грудью жил,
Кто не бросал ножа, не сгинул в пене
Морской пучины, кто Любви служил.
Так позабудут жалкое ничто,
Оставшееся от постылых будней,
Любимые, в погоне за мечтой,
Утратив зрение и обретя безумье.
Настанет день, когда мой едкий голос
Последним шорохом рванется из груди.
Остынет кровь моя, и расплетется колос
Волос, седых, как пряди блудных льдин.
Моим рукам, исчерченным небрежно
Иссиня-черными штрихами тонких вен,
Не бить стекла, не прикасаться нежно
К бутонам роз, к бетону бренных стен.
Я за собой мечтала след оставить
Из слова, из пространства полноты.
Да вот, боюсь, что вся за мною память —
Двоичный код и мертвые цветы.
Прочитайте мне вслух этот томик тонкий.
Можно с ошибками
наизусть —
Только не в электронке!
Я за шорох страниц,
За голос дрожащий,
К вашим ногам швыряю
все свое настоящее.
Я за то,
чтоб увидеть
чернил решетку
На бумаге
цвета
слоновой кости,
Отпускаю в море
старую лодку,
Полную
Прошлого
Постылых
Повестей.
Сердца удары,
Памяти колкости,
Без грусти отдам
за бубнящие,
скользкие
Строки,
звуки,
дрожащие пальцы,
Прозрачную-на-обоях тень
Бродского.
Ныне имя мое – Никто,
И адреса у меня – нет.
Новый день в разноцветном пальто
Принесет только грусть и бред.
Ныне имя мое – Зачем
Просыпаться после полудня?
Посреди театральных сцен
И сцен коммунальных будней.
Ныне адрес мой – точка-ком,
Как в одной пресловутой песне.
Напиши мне в письме о том,
Как близок горьковский буревестник.
Напиши, что достала жара,
Что кофе подорожало,
Что двое подруг рожали,
И тебе уж давно пора.
Между делом твое письмо
Прочту по диагонали.
Дети, кофе, санкции, ВТО,
Как вы достали…
Как призраки минувших дней,
Вдоль плинтуса крадутся тени.
Из всех людей, из всех идей —
Лишь те храню, что потемнели,
Как серебро, как камни спин
Домов, склонившихся к колодцам
Над суетой промозглых зим
И лет, тоскующих по солнцу.
Как мысль, сорвавшись с языка,
Непойманная, тонет в небе,
Как после двух нулей рука
Во сне встречает продолженье
Воображения дилемм,
Этюдов клятвонарушенья,
Написанных пятном колен
На полотне пустой постели.
Что ж, сотни слов излито пошлых,
Как свеч бенгальских лживый хруст.
Пусть тлеет стыд ланит и уст
Под полумаской пальцев белых;
Под коркой век заиндевелых – апория безумств…
На светло-сизом девять черных жил,
Как строки нот бестактных и безмолвных,
Плывут то вниз, то вверх, под хруст пружин
И шорохи из двух соседних комнат.
Ни сна, ни дела – до пяти утра
Я изучаю танец черных линий.
Ночь тихая, как старшая сестра,
Заглядывает в окна через иней.
Да, нынче редко встретишь этот дар
Зимы, ее хрустальный спутник.
Он к мертвым диафрагмам белых рам
Из пластика не тянет хрупких рук.
Как сторож волн морских и скал прибрежных,
Маяк, из тьмы полночной выплавлен фонарь.
Меж ним и мной расщелиной заснеженной
Разверзлась улицы горизонталь.
Скребя когтями ржавой арматуры,
Снаружи по стене ползет труба,
Выбрасывая жерло кривокруглое
На край карниза жестяного лба.
Порой разбудят три четверки с картой,
И я, сквозь рябь окна и ритм ресниц,
Смотрю в лицо классической Астарте,
С небес смотрящей в сотни тысяч лиц.
Я не однажды падал ниц
Перед дождей сухим колодцем.
Я тушь с опущенных ресниц
Размазывал под жгучим солнцем,
Как будто я попал под дождь,
Как будто тушь размыли слезы.
Меня всего лишь била дрожь,
И я орал, глотая воздух
В беззвучном крике ртом, я бился,
Как мотылек, в аркан окна,
И небо вспышкой озарилось
Над башней каменной. Одна,
Вторая, третья… Все четверки
Я сосчитал, утратив сон.
Вдыхая с жадностью озон,
Я наблюдал в своей коморке,
Как рвется в бездну глыб гранит
Из стен, доселе нерушимых,
Из пламени моей души,
В девятый Ава день. Как Тит,
К руинам храма равнодушен,
Очерчен аркой и кольцом,
Увековечен незнакомцем,
В плоть мраморную заключен.
Обернутся камни мхом
Над твоей могилой.
Век лежать тебе песком
В золистых равнинах.
Прорастут корней персты
Сквозь твое пристанище.
Милая, на полверсты
Было здесь ристалище.
По твой прах пришли с мечом
Дети саламандры;
Дух твой изгнан вороньем
В идол палисандровый.
