Количество трупов неуклонно множилось – почти каждый час находили новых убитых. Я же сидел, задрав голову, изучал потолок и делал вид, что меня это нисколько не тревожило. А тем временем шёл дождь. Точнее говоря, в грязноватом стекле расположенного на самой окраине шестого сектора кафе «Ревущий буйвол» изображалась некоторая видимость дождя.
Душеведы (именно так нынче стали называть астропсихологов), отвечающие на далекой Земле за духовную акклиматизацию неимоверно разросшегося человечества, решили, что дрягающиеся в космосе на исполинских размерах консервных банках люди будут успокаиваться при виде и звуках льющейся воды. Дескать, так они будут менее остро переживать свою оторванность от планеты. Решение было официально закреплено симархическим правительством, издан декрет, и все кафушки, рестораны, кабаки и забегаловки обитаемого в космосе мира в одночасье стали менять стекла.
Фактически традиционного стекла здесь уже давно никто не видел, его не было даже в шикарнейшем отеле «Багровый понтифик», где изредка, но всё-таки останавливались прибывшие к нам большие шишки, медийные звёзды и тайные агенты. Наличие бьющихся предметов, как посуды, так и окон, на космическом объекте, где регулярно возникали проблемы с гравитацией, было непростительной роскошью. Стекло, известное человеку из глубокой древности, повсеместно заменил полигласный композит, который внешне был столь же прозрачным, как и его далекий предок, но притом пластичным и фактически несокрушимым, как броня новоспартанского воина.
И вот в один прекрасный момент на помойку оказались отправлены тонны окон, окошек и иллюминаторов. Их место знали братья-близнецы, изготовленные из интеллектуального метагласса, который кроме всего прочего мог выполнять функции экрана. Злые языки поговаривали, что дело было вовсе не в душевном уюте обителей космических городов, а возможности получить выгодный контракт, но мне казалось, что причина крылась вовсе не в коммерции. Замаскированный под окно управляемый экран, да ещё в каждом заведении, давал возможность удивительным способом контролировать общественные настроения. Хотя не всегда это было удачной затеей. Чего только стоила внезапная демонстрация казней.
Сидишь, бывало, приобняв за талию веселую селянку с одной из фермерских планет, как фенстера, только что мельтешившая каплями вполне веселого цифрового дождика, навевавшего мысли совершенно далекие от приличных, капитальным образом преображалась. Кафе погружалось во мрак, а романтическая картинка сменялась перекошенной от ужаса и боли харей упырька, которого по приговору орбитального трибунала в одних подштанниках направляли в открытый космос. Пшик… и трансляция становилась абсолютно неаппетитной, так как род человеческий оказался ну абсолютно неприспособленным к обитанию во мгле бескрайнего вакуума. После подобных зрелищ у хохотушек стремительно портилось настроение, а любовный импульс и вовсе улетучивался. В итоге ночевать приходилось одному. А потому пусть лучше показывают дождик, сквозь серебристые нити коего можно было разобрать очертания реальной улочки нашего захолустья.
Я сидел, раскинувшись в бесформенном кресле, и ждал. Кафе «Ревущий буйвол» нельзя было назвать слишком удачным для ожидания местом, здесь вообще не хотелось задерживаться без лишней на то надобности. Но сегодня отнюдь не я определял, что мне можно было желать, а что – нет. Ставки были слишком высоки, чтобы плюнуть на всё, встать и уйти. Не подумайте, что я собирался жить вечно, но покидать жизнь заметно раньше положенного времени мне тоже не хотелось. А потому надо было сидеть и считать тянувшиеся бесконечно долго минуты. Я даже не рисковал отойти в туалет, хотя в стеклах кафе пролилось столько булькающих потоков, что невольно хотелось по малой нужде. Да ещё в углу бил голографический фонтанчик, что вовсе не прибавляло внутрипузырного комфорта.
Порция эрзац-выпивки подходила как концу. С минуты на минуту заряд должен был закончиться, и тогда ожидание стало бы вовсе невыносимым. Хотя надо признаться, что эрзац-выпивка была удивительной вещью. Во-первых, от неё не было никакого похмелья, что, согласитесь, не так уж плохо, тем более в космическом городе, где недостаток воды считался едва ли не главной хозяйственной проблемой. Во-вторых, можно было контролировать, насколько ты хотел быть пьяным и как долго. Собственно говоря, и выпивка было не столько выпивкой, сколько комплексным решением. Принималась таблетка, после чего ты брался за специальный проводниковый стержень и получал особый разряд. Кровяные тельца на время слипались, и можно было погрузиться в состояние, точь-в-точь напоминающее опьянение. То, что эстеты вроде меня при этом потягивали через соломинку подобие реальных напитков, так это было делом вкуса. Само пойло в деле погружения в тенета сумрачной эйфории никакой роли не играло. Для меня это было силой привычки. По большому счету эрзац-выпивка была изобретена как раз для космических городов. Не пить было нельзя. Человечество, наверное, ещё долго не сможет привыкнуть к тому, что под ногами нет ни привычной Земли, ни ввыклой земной тверди. Реальное же пьянство (пусть на титанической, но, тем не менее, комической станции) было делом чреватым.
Вот тогда яйцеголовые спецы из министерства космической колонизации и изобрели столь чудную вещь как эрзац-выпивка. Себестоимость – минимальная, последствий – почти никаких, привыкания – ровно ноль. А ещё стресс снимает как рукой. Цену на неё назначают баснословную только для того, чтобы космограждане не сильно увлекались: отдыхом-отдыхом, но работу пропускать нельзя. А потому и была придумана система дозирования – заплатал имперскую векшу и заказывай: мне два часа легкого опьянения. Или: хочу быть пьяным в хлам не более получаса. Если же есть желание посидеть, слегка отдохнуть, бросил владельцу кафе десяток имперских кун и получил аналог расслабляющего коктейля. Недорого, недолго, но сердито. Посидел десяток минут и бодрячком беги далее по делам. Но вот именно сейчас у меня быть бодрячком что-то не получалось.
Сказать, что я был из робкого десятка, мог только человек либо неимоверно глупый, либо неоправданно смелый. В конце концов, обладатель прозвища Забой не мог быть трусом. Если говорить начистоту, то эту кличку я получил за то, что попал в заварушку на копях шахтерской планеты Минокс. Знай я тогда, что будет твориться на шахтах, на выстрел лазерной пушки не подлетел бы к этому миру. И меня бы не прельстили ни большие деньги, ни особые статусы, никакие блага обитаемого света. Однако я оказался в неудачное время в неудачном месте, а потому против собственной же воли пришлось проявлять редчайшее мужество, так сказать, демонстрировать чудеса героизма. Впрочем, на портовой космостанции, где я обитаюсь последние десять лет, широкое хождение получила совершенно иная версия происхождения моего прозвища.
