– Здесь живет эта гнида? – Максим оглядел оторванный от цивилизации клочок земли и затянулся. Не заметил, как пепел упал на кроссовку.
Зима выдалась теплой, редкий снег лежал лишь в глубине оврагов, а потому терялась всякая надежда различить хотя бы кусочек сухой дороги среди растянувшейся вокруг хляби. В ней утопал по самую крышу и потемневший сруб, никогда не знавший краски. Жилище словно разобрал по пьяни огромный шутник, а затем собрал заново, но уже с закрытыми глазами, настолько несуразным оно выглядело. Рядом стоял сарай, с виду поновее и поприличней, а чуть поодаль – загон, из которого доносилось редкое блеяние. Хвойные великаны вплотную подступали к околице, нависая вечнозелеными кронами. В сумраке они казались черными.
– Ага, – Маша сплюнула и намотала на руку шнурок спортивной кофты, туже стягивая капюшон на голове. – Здесь.
Стоявший рядом Сеня поежился – ледяная капля упала за шиворот. Бутылка едва помещалась в карман ветровки, и парень крепче прижал сосуд к телу.
Макс провел рукой по бритой голове, словно вспоминая, как тут оказался. Колючий “ежик” под пальцами всегда его успокаивал. Воздух студил разгоряченную алкоголем кровь, но нельзя было позволить такой мелочи помешать задуманному.
– Погнали, – скомандовал Максим, отбросив бычок, и троица направилась к хибаре. Вязкая грязь чавкала под ногами.
Сначала на стук никто не отозвался.
– Хозяин! Выходи, слышишь? Есть кто живой? Эй, хозяин, дело к тебе!
И лишь спустя несколько минут внутри послышалось кряхтение половиц. Дверь оказалась такой же косой, как весь дом, и открывалась за пару-тройку толчков. Когда из темноты проема вылезла лохматая башка, Маша тихонько вскрикнула, а Сеня дернулся, чуть не упустив бутылку. Максим замер, часто моргая и пытаясь понять: уж не перебрал ли сегодня, не мерещится ли.
– Чего надо? – спросило страшилище человеческим голосом.
– Тебя… урод, – опомнился Макс и слегка повернулся корпусом. – Тебя надо.
Кулак ударил в густую щетину, щелкнула челюсть, и лохматый грохнулся внутрь проема.
– В одно касание! Красава! – Сеня дернулся, повторяя движение.
– Чё стоите? – Макс повернулся к спутникам. – Мы с тобой дом посмотрим, а ты в сарай дуй. Надо найти, чем вязать его будем.
И пнул лежащего.
***
Он встретил ее на самой опушке, под гнущимися от ветра кронами. Издали приметил розовое пятнышко и до последнего не верил, что кого-то может занести в такую глушь. Девочка прятала руки в карманы не по погоде тонкой куртки и крутилась на месте, уворачиваясь от хлестких порывов. Влажное то ли от слез, то ли от мокрого снега лицо побледнело на холоде.
“Белое, как козье молочко”, – подумалось Васе.
– Я варежку потеряла, – она вытянула ладошки, одна и правда оказалась голой. Ткань на второй промокла и потемнела. – Сестра меня прибьет.
Услышав досаду в детском голосе, Вася осмелился сделать шаг ближе, присел на корточки. Незнакомку больше волновала ее потеря, чем встреча в лесу с чужаком.
– Ты как здесь, маленькая? – сказал он тихо и подумал на миг, что она могла не услышать его в порыве ветра.
– Заблудилась, – девочка надула губы.
Она не стала плакать или убегать. Не попросила помощи. Смотрела пристально, совсем по-взрослому. Даже нет, иначе.
Взрослые прятали взгляд, завидев Васино лицо, отворачивались. Иногда плевали под ноги, кривились и обзывались. Кто-то смеялся, и тогда мужчине делалось хуже всего. Тогда он жалел, что не отвернулись.
Но эти глаза, горящие угли на белом снегу, смотрели с любопытством.
“Разглядывает, как картинку в книжке. Совсем не боится”?
“Страхом не пахнет. Пахнет проблемами”, – голос сзади, чуть выше макушки. Фразы привычно рубленные, бесцветные.
– Ты одна? – Вася растерянно почесал нос.
Ребенок кивнул.
“Оставь”.
Мужчина встал и осмотрелся. Девочка прижала к воротнику подбородок и пританцовывала на месте. Над головой жалобно трещали осины.
“Скоро будет темно. Она ж тут околеет”.
– Замерзла поди? Ну пойдем ко мне в дом, там и печка натоплена, и горячего поедим.
“Зачем? Выйдет боком”.
– Мне сестра говорит не ходить с незнакомцами.
– А где твоя сестра?
Девочка пожала плечами и опустила глаза.
“Наверное, в ближайшей деревне живет. Раз сама дошла, больше неоткуда”.
Вася замер в нерешительности.
“Ну не силой же ее тащить”?
“На кой она тебе сдалась?”
“Замерзнет же”.
“Тебе будто дело”.
“Не по-людски”.
“Нашел, кому говорить”.
Ветер швырнул пригоршню белых хлопьев с новой силой. Те сразу таяли, едва касаясь земли и людей.
– От вас можно позвонить? – спросила девочка, шмыгая носом.
– Можно.
– Ну тогда пойдемте.
– Я Вася.
“Дурак”.
– Катя, – она просунула холодную ручонку в его ладонь, и мужчина легонько дрогнул от прикосновения мягкой кожи.
Дома он первым делом сложил её вещи на печь: сушиться отправились белая шапка с помпоном, розовая куртка, невысокие ботиночки с носками и единственная варежка.
Вася принес полотенце, в которое Катю можно было бы завернуть полностью, чистое и хрустящее. Пока вытирал ей голову, руки и ноги, думал, какая же она хрупкая, кажется, сожми покрепче – и посыпятся фарфоровые осколки.
“А я ее своими лапами”…
Девочка походила на попавшего под дождь зайчонка, дрожащего всем телом. Даже пахла мокрой шерсткой.
– Давай покушаем тогда уж.
– Давайте сначала позвоним.
– Телефон заряжается. Ты покушай, обсохни, тогда и позвоним.
Катя на мгновение задумалась, потом кивнула. В ее животе одобряюще заурчало.
Она молча съела тарелку супа. Затем вторую. Тщательно промокнула корочкой хлеба последние капли.
– Сейчас чая попьём с малиновым вареньем. Сам ягоды собирал, – Вася почти ничего не съел, лишь хлопотал вокруг. – Любишь варенье?
– Конечно!
– А чай из блюдечка будешь?
– Это как? – Катя округлила глаза.
– Во дает, из блюдца чай не пила. Наливаешь и сёрбаешь, – Вася продемонстрировал. – Так вкуснее!
Она сёрбала так, что перекрывала вой ветра за окном. И с каждым разом норовила сделать громче предыдущего. А он не мог оторвать взгляда от русых волос, они прилипали к ее лбу, непослушно лезли в блюдце с чаем. Вася думал о ее коже, такой мягкой и раскрасневшейся от домашнего тепла.
– И правда вкуснее!
“Она совершенство”.
“Раньше ты так только о козах говорил”.
– Как ты заблудилась? – Вася подлил гостье новую порцию чая.
Катя поежилась, будто снова оказалась на улице.
– Я убежала.
– От мамы?
– Нет, мама спала. Она много спит, особенно когда выпьет свои лекарства, – девочка зачерпнула варенье большой ложкой. Запила чаем. – А вы тут один живете? Вам не страшно?
Вася помолчал немного.
– Страшно было, когда маменька умерла. А сейчас я не один, у меня козы. Они добрые. Никто не замечает, насколько добрые.
– Извините, я не знала, – Катя задумчиво уставилась на блюдце. – Машка пришла. Это сестра моя. Она когда пьяная…
