Хмурое утро обрубило канаты ярких снов своим длинным и грубым ножом. Пласты реальности расслоились, расклеились, распались. Солнечный луч прошёлся лазером по моему лицу – это было неприятно. Он словно искал что-то в порах моей кожи. Я попытался открыть глаза, но они были такими тяжёлыми, точно накрытые бетонными плитами. Не знаю, сколько времени у меня ушло на поднятие век. Возможно, пара минут, а возможно, времени и не было вовсе в этот момент, ведь оно порой замирает, останавливая свой бег, застывая отлитым в янтаре эпизодом, поставленным на паузу кадром.
Комната плыла перед моими глазами, будто находилась на палубе корабля. Всё было странным и вязким, каким-то пластилиновым, фиктивным. Я лежал на диване, справа был письменный стол и шкаф, слева – стена, а в паре метров от ног – дверь. Межкомнатная дверь. Она была испещрена сеткой царапин, точно огромные коты драли её ночью своими когтями. Дверь вдруг приотворилась, и в образовавшийся проём просунулась голова. Голова эта была маленькой и лысой. Она вплыла в комнатное пространство страшным воздушным шариком. На шарике были глаза, нарисованные чёрным углём. Они глубоко сидели в глазницах и хитро изворачивались, осматривая комнату. Глаза увидели меня, нашли моё тело своим телепатическим прожектором и замерли, усмехнулись, немного изогнув линии тёмных бровей. Следом за головой, через дверь, пролезло и тело. Оно было облачено в сахарно-белый халат цвета сладкой ваты. Больничный халат.
Человек приблизился к дивану, встал у изголовья моей постели и заглянул мне в глаза, при этом наклонившись так низко, что едва не коснулся своим клювоподобным носом моего лба.
– Спите? – поинтересовался он, изучая своими глазками моё лицо.
В ответ я лишь моргнул. Говорить я не мог, так как на горло моё давила некая невидимая сила.
– Вот и хорошо. Здоровый сон – залог долгой и счастливой жизни, – сказал докторишка и тихо рассмеялся.
– Что вам нужно? – едва слышно просипел я, силясь оторвать голову от подушки.
– Что мне нужно? – доктор замер на несколько секунд, точно истукан, рот его при этом застыл в полураскрытом положении, и я увидел ниточку слюны, что протянулась между уголками его губ. Взгляд же его сделался тупым, как у коровы. – Здоровье моих пациентов – вот что мне нужно, – ответил доктор и снова рассмеялся. – Я добиваюсь того, чтобы мои пациенты поправлялись. Понимаете, о чём я? Я действительно беспокоюсь о вас, точно о малых детях. Да вы, в сущности, и есть малые дети, которые случайно оказались во взрослых телах.
– Как вы попали в мою квартиру? – практически не двигая губами, спрашиваю я, пытаясь настроить фокус своих сонных глаз таким образом, чтобы лицо доктора стало отчётливым. Оно было мне знакомо, это лицо, но где я его раньше видел, вспомнить не удавалось.
– В вашу квартиру? Простите, если огорчу, но место, в котором мы находимся, не является вашей квартирой. Это собственность, э-э-э, больничного учреждения.
Мне стало страшно. Докторишка же принялся ходить по комнате взад-вперёд, заложив руки за спину и чуть наклонившись, словно искал что-то на полу. В этот момент он был похож на какую-то безумную сороку или гуся.
– Это частная собственность, – прохрипел я, и тут веки мои закрылись, я провалился в чёрный бездонный колодец.
– Да что вы говорите? – услышал я ехидный голос докторишки. Голос донёсся из очень далёкого места.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем мне снова удалось вынырнуть из зыбучих песков липкого сна, но доктора к тому моменту уже не было. Комната была пустой, лишь облачка пыли, поднятые с пола лучами солнца, медленно плавали по воздушному пространству, как галактики в бескрайнем космическом океане.
Я попытался подняться с кровати, но не смог, тело моё, казалось, было забетонировано. Что ж за чертовщина!
Тут дверь снова открылась. Узор царапин на ней покачнулся, как паутина под порывом ветра. Через приоткрытую дверь в комнату зашло сразу несколько человек. Первым была моя мама. На ней было зелёное, лугового цвета, платье. Я видел этот наряд в первый раз. В правой руке она держала белый пакет. Лицо у мамы было встревоженно-грустным, губы сжаты, в уголках глаз впадины морщин. Мама подошла к моей кровати и села рядом с ней на стул. Следом за ней в комнату зашёл незнакомый мне мужчина в сером твидовом пиджаке поверх чёрного вязаного свитера. Мужчина сел прямо на диван, сбоку от моих ног. Взгляд у него был чуть насмешливый и отстранённый. Он почему-то не смотрел на меня, а с деланным вниманием изучал фактуру моего шкафа.
– Как ты, Антон? – спросила заботливым голосом мама, глядя на меня так, словно вот-вот заплачет. – Я принесла тебе апельсинов, как ты и просил.
– Кто… – просипел я, пытаясь совладать с непослушным языком, – кто этот мужчина?
– Какой мужчина? О ком ты говоришь? – взгляд у мамы стал очень обеспокоенным, она посмотрела на меня как на умалишённого.
– Этот мужчина! – повторил я уже громче, указывая глазами на незнакомца в твидовом пиджаке. Незнакомец посмеивался, искоса наблюдая за происходящим.
Моя мама повернула голову в сторону мужчины, и лицо её приобрело кислый оттенок.
– Там никого нет, Антон.
Я хотел было ей ответить, но не успел. Меня опередил ехидный голос доктора-всезнайки, который вдруг вылез из моего шкафа. В зубах у него была вешалка, а из кармана халата торчала рукоятка ножа.
– У Антона, кажется, снова галлюцинации, но ничего страшного, я подобрал ему новую комбинацию лекарств, которая должна помочь, – сказал доктор. Движения его челюстей привели в движение и вешалку. Она закачалась у него в зубах, как ветка на ветру.
– Мой сын здесь уже год. Когда он пойдёт на поправку? – едва не плача спросила мама. Голос её находился на грани срыва.
– Ну-у, лечение психических заболеваний всегда долгое, тут нужно запастись терпением, – докторишка положил моей маме свою маленькую ручонку на плечо, сделал свой голос ласково-доверительным. – Самое главное для пациента – это правильно подобранные лекарства и благоприятная обстановка.
