– Дядя Максим, а ты любишь тётю Валю?
– «Откуда мне знать, что за любовь такая? Живём, да и всё. Придумают же люди – любовь. А сами сходятся за ради свадьбы, покрасоваться на людях, и расходятся через год или месяц. Только родителей в расходы вводят»
– « А расскажи, как вы с тётей Валей встретились?»
– « Да как! Как все. Был я на уборочной в соседнем селе со своим трактором. Напахался, пыли наглотался, на солнце прожарился. Одежда так просолилась, что спину царапает. Пить хочется, да вода, кончилась. Открыл кабину, ноги свесил, сижу, отдыхаю. И тут виденье мне – идёт девка молодая, ногами едва земли касается, прозрачная и светлая вся, в лучах-то солнца.
Сердце моё, как будто оторвалось, и ушло в пятки. Господи! Краса-то какая! А она подходит и спрашивает: «Что, Максимушка, небось, попить хочешь? На воды, попей с устатку», и подаёт мне ведро с ковшиком. Воды там с пол – ведёрка. Умылся, напился. Пригляделся получше, а это девица живая – но вся такая необыкновенная, что дух захватывает. Это и была моя Валентина. Слышишь, имя-то какое, Ва – лен-тина! Спросил я её: « А как ты меня знаешь?» Она отвечает: «Да кто ж тебя не знает? Один ты у нас тракторист» – и улыбается, а я, глаз от неё оторвать не могу. Улыбка у неё такая, что вместе с губами всё лицо улыбается, особенно глаза. А она стоит и смотрит на меня – пыльного, грязного, потного, и старый свитер на мне с оторванной шеей, чтобы не так жарко было. Смутился я, завёл трактор – да в поле. Оглянулся – пошла она с поля, а мне показалось – сердце из меня вынула и с собой унесла.
А как уборка закончилась, пришёл я в клуб, и увидел её. И так мне радостно стало, и сказать не могу. Она тоже меня увидела, застеснялась, глаза опустила. Подошёл я к ней, сказал, ну, здравствуй, Валентина, помнишь ли меня? А она засмеялась тихонько: «Ты, как умылся, совсем другой стал, но и тогда хорош был», и смотрит прямо мне в душу. «Так может, пойдём, погуляем?» А она и говорит: «Что ты, Максимушка, я ведь замужем, какие уж тут прогулки». Ноги мои, будто ватные стали. Знаю, что отойти от неё надо, люди кругом, что о ней злые языки говорить станут? И она это понимает, отвернулась от меня, но не отошла. Пересилил я себя, и ушёл, не попрощавшись. Мало ли баб на свете, думал я, и до неё были, и после неё будут – найдётся и мне такое чудо из чудес.
До осенней вспашки было ещё время, и уехал я сюда, в родное село. Я тогда с матерью своей жил. В деревне всегда работы непочатый край – матери надо было помочь. Работал, не покладая рук, а в сердце, как заноза застряла. Всё вспоминаю, как она смотрела на меня, как улыбалась, голос её слышу, во сне её вижу. Наваждение какое-то. Придётся наверно в другие края податься. Уеду, куда подальше, только как мамку оставить одну? Сидим как-то мы с ней, чай пьём, она и говорит: «Женился бы ты, сынок, уж 28 годков тебе. Оглянись кругом, девок-то полно. Ты парень видный, любая за тебя пойдёт. И я совсем старая становлюсь. Гляди, помру, и внучат понянчить не успею» – «Да, на ком жениться-то, девок много, да ни к кому душа не лежит».
Послала меня как-то мать в райцентр в хозяйственный магазин. Захожу туда, и вижу красу свою ненаглядную. Ноги к земле приросли, забыл, зачем и пришёл. А в мозгу бьётся – не моя она, не моя! Муж у неё есть. А ноги от пола оторвались и к ней понесли. А она сидит, улыбается, и говорит: «Пойдём отсюда, Максимушка, поговорим, о том, о, сём». Ну и пошли сами не знаем куда. Зашли в какой-то двор, сели на лавочку, и поговорили. Она старше меня на 3 года оказалась. Замужем 6 лет, а деток Бог не дал. Я тоже о себе рассказал. Так вот сидели и разговаривали ни о чём, будто прощались. А расстаться не могли. Ну, сколько ни сиди, а расстаться придётся. Она первая встала, да и пошла своей дорогой, остался на душе моей тяжкий камень. Жениться что ли на хорошей девчонке, чем так голову морочить из-за чужой жены?
Скоро настало время для осенней вспашки, и поехал я опять в их село. Еду, и всё думаю, увижу или нет свою желанную. А она, в первый же день, пришла, моя родимая, ко мне на поле. Говорит: «Слава Богу! Насилу дождалась тебя!» Ну, тут уж я отбросил все сомнения, за неё только опасался. Да решили мы, как только вспашка под озимые закончится, уедем мы с ней к нам в деревню и поженимся. Но вышло всё по-другому.
Как-то под вечер, пришла она домой, а муж её озверел от водки и от ревности – люди добрые его просветили. Избил он её, сорвал одежду, схватил за волосы, и потащил её избитую и голую, к родителям. Притащил, бросил на пол, и кричит: «Вот вам ваша проститутка, забирайте её назад».
Валин отец на фронте погиб, её отчим воспитывал. Своих детей у него не было, и он любил Валюшку, как свою дочку. А тут, как увидел он такую картину, схватил топор и на зятя пошёл: «Ах ты, мразь, да ты и мизинца её не стоишь. Не сумел бабу так приласкать, чтобы на других не смотрела, так и пеняй на себя! Убирайся отсюда, и забудь сюда дорогу, клоп вонючий!»
Не ожидал Валин мужик такого отпора. Тесть – то его всегда спокойный и молчаливый был. Опомнился он, хмель с него слетел, сел он, где стоял, и заплакал. А мать, тем временем, подняла дочку, положила её на кровать, обтёрла с неё кровь, и, увидев, что с ней сделал зять, зарыдала, положив голову на дочкину кровать. Это мне потом Валюшка рассказала. А мужик вскочил, позвал с собой двоих приятелей, пришли ко мне на поле драться. Я тоже не из робких, и сколько мог, в долгу, не остался. Но их было трое дюжих мужиков, и они так отметелили меня, что остался я, лежать, без сознания.