Слово «эвакуация» знают все. Но не все знают, какой ужасный смысл несло в себе это слово во время Великой Отечественной войны.
В марте 1942 года в Ленинграде началась вторая волна эвакуации населения. Дошла очередь и до детского дома, в котором жили четверо друзей – Элик Пронин и Борис Васильев тринадцати лет, Витя Рюмин двенадцати лет и Саша Иванов девяти лет.
– Ну, ребята, поедем мы с вами в дальние дали, на новые места.– Сказал самый умный из них – Элик. Его родители до войны были учителями, и Элик был начитан лучше, чем его друзья.
– И в школу больше ходить не надо. – Обрадовался Борька.
– Может, пожрать дадут чего-нибудь побольше. – Размечтался Витька.
И только Саша молчал. Он думал о маме, которая умерла от голода, совсем недавно. О папе, которого увезли вместе с институтом, где он работал, и слёзы наворачивались ему на глаза.
Прошли 6 месяцев от начала блокады, и страшная блокадная зима. Всё чаще стало пригревать солнышко, а ехать им предстояло по «Дороге жизни» через Ладожское озеро до железнодорожной станции. Дорога была скользкой от водяной плёнки подтаявшего льда, глубокие полыньи от взрывов вражеских снарядов – от начала до конца пути. Ехать можно было только ночью, из-за опасности авианалётов, а день уже прибывал – наступила весна, так что надо было спешить.
Ох, и страха натерпелись ребята, на этой дороге.
Посадили их в открытый кузов бортовой машины и повезли в темноте, в составе целой колонны таких же машин, в которых ехали, в основном, ребятишки дошкольного возраста, но были и подростки до 15 лет.
Машину, загруженную до предела, мотало из стороны в сторону. Дети сидели, вцепившись в борта, и друг друга. Элик успокаивал Сашу:
– Не бойся, Саша, держись за меня. Скоро мы уже доедем до берега.
Сашу трясло от сильного и промозглого ветра, ледяных брызг из-под колёс и от боязни, что машина перевернётся, и они все утонут, поэтому он промолчал.
Замирали от страха все дети и обе воспитательницы, сопровождавшие их.
Вот машина вдруг опасно накренилась на один бок, и юные пассажиры, чуть не скатились, как с горки, в ледяную воду, – бывало и такое. Воспитательница, Нина Ивановна, сидящая с края, вдруг истошно вскрикнула – машина так накренилась, что, если бы она протянула руку, то зачерпнула бы ледяной воды. Но тут шофёр выровнял машину, и поехал дальше. Ехали медленно и долго, объезжая полыньи и ещё не растаявшие торосы. Всем казалось, что этой страшной поездке по размытой дороге с глубокими полыньями, при сильном ледяном ветре и под призрачным светом бледной луны – не будет конца. Все окоченели, но не жаловались, терпели. Эта была дорога смерти, которая подстерегала их каждую минуту, она останется в их памяти на всю жизнь.
Когда желанный берег начал уже просматриваться тёмной полосой, вражеская артиллерия начала стрелять по озеру, не прицельно, а наобум. Дети видели, как взлетали фонтаны воды со льдом – то слева, то справа. Но сильнее бояться, чем они уже боялись, просто не было сил. Ребятишки становились безучастными к непрерывной опасности этой дороги.
К концу пути многие из них, уставшие от монотонного и натужного звука работающего мотора, и раскачивания машины, задремали, опустив голову на грудь, – ведь это была ночь.
Наконец, машина выехала на твёрдую дорогу, и быстро помчалась к станции, где стоял эшелон из теплушек, готовый к отправке. Сонных и озябших ребятишек, у которых от долгого сидения ноги казались ватными, построили и пересчитали. Они сбились в кучу, стараясь хоть как-то сохранить остатки тепла, зевая, дрожа и поёживаясь, закрыв глаза, стояли, покачиваясь, терпеливо ожидая своей очереди на посадку. А время, казалось, остановилось, хотя ночное небо начало бледнеть.
Первыми погрузили самых маленьких детишек – до четырёх лет, их набралось 3 вагона, потом – детей до 15 лет. Последними, заполнили вагоны-теплушки взрослые, которым выдали разрешение на эвакуацию. Все надеялись, что в вагоне будет тепло, но это был необычный вагон.
Теплушка военного времени – это пустой вагон – без освещения, полок, столиков, и, главное, без туалета. С одной широкой дверью, которая на остановках открывалась настежь, сдвигаясь в сторону. Но в центре вагона стояла маленькая железная печка-буржуйка, которая топилась дровами и углём, если они были. Тепло от такой печки было только в непосредственной близости от неё, остальное пространство теплушки – холодина и сквозняк.
Не на Урал и не в холодный март можно было бы ехать детям в таких теплушках, но выбора не было. Многие дети приехали в Свердловск совсем больными, от холода, голода и усталости, с разными простудными заболеваниями. Некоторые, очень ослабленные дети не пережили этого скорбного пути, но, выбирая между жизнью и смертью целого поколения, приходилось идти на вынужденные жертвы.
Когда разместились на полу, детям выдали по маленькому кусочку хлеба и стакан жидкого чая. Элик, получив свой хлеб, начал помаленьку отщипывать кусочки, и тщательно их пережёвывать, запивая чаем. Так учила его мама, когда была жива. Борька, глядя на него, тоже, сдерживая себя, растягивал удовольствие, пытаясь обмануть свой желудок, который недовольно урчал.
Витюшке было всего 12 лет, он очень хотел есть, и не умел ещё себя сдерживать, поэтому мальчишка запихал в рот весь свой кусочек, и, не успев его как следует прожевать, нечаянно проглотил, чуть не подавившись. Он, сидя на полу вагона, подтянул ноги, наклонил голову и заплакал, его желудок свело спазмом от такого питания. Мальчику стало легче, когда он выпил свой чай. Саша съел свой кусочек машинально, не почувствовав ни вкуса, ни сытости.
Никто из детей в вагоне не попросил ещё хлеба – все знали, что добавки не будет. Потом четверо друзей придвинулись в угол, и, привалившись друг к другу, уснули под мерный стук колёс.
Утро не принесло ничего хорошего. Поезд неожиданно резко остановился. Дверь вагона открылась, впустив холодный воздух, и грубый мужской голос прокричал:
– Все быстро из вагона, авианалёт, бегите в посадки вдоль дороги! – Дети, ещё сонные, худо-бедно согревшиеся, вяло зашевелились. Взрослые подгоняли их:
– Быстро, быстро, дети! Самолёты сейчас будут стрелять по вагонам, тащите тех, кто не проснулся к выходу. Затаитесь под деревьями.
Элик с Борькой подхватили Сашу, и, подталкивая к выходу Витьку, вывалились из вагона. Самолёт уже заходил со стороны паровоза и резко снижался для атаки. Ребятишки бросились в посадки, и вскоре услышали: та-та-та-та! Это крупнокалиберный пулемёт расстреливал вагоны. Самолёт разворачивался для атаки трижды, потом улетел. Ни травы, ни листьев на деревьях, ещё не было. Ребятишки, не обращая внимания на самолёт, и мальчики, и девочки, присели по нужде, ведь туалета в вагоне не было. Обычные человеческие чувства притупились.
