Валентина Спирина - Крылья. Девять Жизней

– С этим жить нельзя. Ты же понимаешь, что так жить дальше невозможно? Ты себя когда последний раз в зеркало видела? Хорошо, что поняла, что нужна тебе помощь, и что дошла до меня наконец…

Татьяна что-то говорила и говорила, мимоходом швырнув Ольке под ноги тапки и уводя ее из тесной прихожки в такую же тесную гостиную. Олька жалко улыбалась, отводила взгляд и смаргивала. Сказать было, вроде как и ничего, да и Татьяна не особо нуждалась в ответах.

– Значит так, подруга. Мы виделись с тобой ровно год назад. Чай пить будем опосля, сначала посмотрю тебя. Помню, ты собиралась дописывать работу, и планов было громадье, и настроения радужные. Где это все? Давай будем посмотреть. Тааак… ну, судя по глазам, боли головные, и не первый месяц. И не спишь толком. Стой ровно.

Олька застыла, ссутулившись, в середине маленького зала, битком набитом мебелью и невероятным количеством мелких вещей. Она не бывала тут раньше, но ощущение плотно забитого ненужным хламом пространства было почти родным. От него тошнило, хотелось свернуться в маленький комок и затеряться в бардаке еще одной ненужной вещью.

– Оль, вот ты ж сама врач, ты хоть понимаешь, что у тебя не спина, а сплошной боляк? Ты сама мне по психосоматике целыми лекциями мозг выносила! Ты кандидатскую даже по одной из смежных тем писала! Ладно. Будет больно. И лучше, чтобы ты поплакала, ага? И поорать не мешает… Поехали!

Больно было невыносимо. Татьяна находила на Олькиных висках, скулах, затылке какие-то невозможно болючие от одного прикосновения точки и давила, и кружила сильными пальцами по ним, приговаривая:

– Нет, только подумайте, столько накопить барахла! Трудяжка ты моя, девочка моя запасливая, что ж ты себе тут набрала, вот зачем тебе это все, вот оно ж не нужно…

Поначалу Олька что есть силы замжуривалась, и стискивала зубы, и задерживала дыхание.

– Так не пойдет! Вдыхаешь носом, глубоко, до матки, дышишь «в боль», выдыхаешь ртом.

А Ольке казалось, что височная кость ее не выдержит такого напора и вот, сейчас, с нежным хрустом вдавится в мозг.

Перед глазами суетились и прыгали мушки, дыхание от боли прерывалось на мгновение, а потом воздух мучительно выдыхался и становилось немного легче. В какой-то момент – Олька даже не поняла, когда – словно открылись шлюзы и из нее хлынули слезы. Они лились в непонятном и бесконтрольном режиме, словно сами по себе, ничего не высвобождая внутри, без всхлипов и облегчения.

– Так, спина от затылка до… до… до первого поясничного вся фонит. А это еще что?

Сильные пальцы еще на раз перебрали остистые отростки нижних грудных позвонков.

Потом Татьяна медленно обошла подругу, встала перед ней. Набрала побольше воздуха, не решилась сказать, выдохнула. Олька почуяла неладное, но отводила упорно взгляд и смаргивала беспрестанно льющиеся слезы.

– Там были крылья. Как у каждой обычной женщины. Обычные такие крылья. Без которых она – женщина – творить не может. И перестает выполнять свое предназначение. Перестает жить и просто существует.

Ее слова, тихие и печальные, были больнее всего, что им предшествовало.

– О чем ты?

Слова дались Ольке с трудом, она уже знала, что услышит в ответ, но все еще надеялась, что все будет по другому.

– Оль, ты же знаешь, о чем я. Неужели ты думаешь, что можно вот так, запросто и безнаказанно, отказаться от самой себя? Кто там находится рядом с тобой и с улыбкой говорит тебе изо дня в день: «Ты, конечно, молодец, но все же…»? Ради кого ты так щедро и покорно отчикала все свое творческое начало? Ты не можешь не знать – это близкий тебе человек… Мама? Муж? Подруга? Это не просто близкий, это значимый человек.

Олька молчала. Отводила взгляд. Сглатывала. Рассказать было невозможно.

– Что-то можно сделать?

– Можно… Я поработаю, но… Что я могу поделать, пока ты сама не признаешься, хотя бы сама себе? Ты молчишь… Смотри, вот тут – она воткнула большие пальцы Ольке куда-то под углы нижней челюсти, – твоя боль. Каждый раз, когда ты молчишь на то болезненное, что тебе говорят, когда ты стискиваешь зубы, когда улыбаешься через силу – твоя боль и напряжение остаются тут. Я уверенна, что даже во сне ты так боишься произнести вслух то, что тебе важно, контроль так силен – что ты просто скрипишь зубами. Это напряжение держит давно и шею, и плечи, и добралось уже до нижнего грудного отдела. Ты глотаешь эту боль кусками, и вот они все, спрессованы в твоем солнечном. После еды больно?

Олька молча кивнула. Слезы закончились. Все, что говорила Татьяна, теперь доносилось, как сквозь вату. Страшно хотелось спать…

Татьяна еще что-то говорила. Находила в ее теле что-то болючее, заставляла дышать, снабжала носовыми платками. Иногда Ольке становилось так больно, что хотелось закричать- но не получалось. Вместо крика получался только мучительный прерывистый выдох.

– Я знаю, что это за человек. Это – ты сама.

И потом боль закончилась. Словно ее и не было. Ощущение было странное и непривычное – между лопаток и чуть ниже снизу вверх теплилось мягкое и невесомое.

– Так, порядок. Осталось чуть-чуть.

Таня отступила на шаг, оглядела Ольку с ног до головы. Покачала головой. Вернулась, ощупала ее шею.

– Тебе кивнуть вперед или назад голову откинуть больно?

– Вперед…

– Вспоминай, когда и кому не сказала «Да»?

– Вспомнила…

– Ну так скажи!

– Ему не нужно…

– Это не важно! Важно сказать. Ну же!

– Нет… Я не могу…

Таня устало опустила руки.

– Этого человека ведь больше нет в твоей жизни? И свое «да» ты скажешь самой себе, тебе нужно…

– Есть, Тань. Ничего не могу поделать. Он есть. И я хочу сказать это «да». Только уже поздно. А самой себе – это не по-настоящему. Это не сработает.

– И что дальше?

– Ничего. Дальше ничего. Поэтому они не отрастут, а я больше не живу. Зря я пришла, прости. Хотя нет, мне и вправду гораздо легче, чем было… Спасибо… Пойду.

Татьяна смотрела в окно вслед сутулой, медленно бредущей на автобусную остановку подруге. Вспомнила, что у той, по сути, все было для счастья. Муж, дети, работа, друзья. Вспомнила отвратительное ощущение пустоты под ладошкой в проекции нижних грудных позвонков. Передернула плечами.

– Упаси Господь…

Маленькой Инессе было 6 лет. Она хорошая жизнерадостная девчушка. У нее было очень доброе сердце. А еще она очень любила смотреть мультики, особенно про феечек.