Пролог. Грамотка
Солнце Темного полудня ползло за горизонт. Алые лучи его языками костра лизали высокие каменные стены замка, отражались в слюде арочных окон, а двор, вымощенный булыжником, превращали в ковер, рисунком похожий на тот, что лежал у трона батюшки.
Слове́н тяжело вздохнул, разглядывая, как молочно-белая кожа крепких рук в свете Черного солнца окрашивается в розовый. Он терпеть не мог этот час. Куда приятней Середина ночи с россыпями звезд на фиолетово-синем небе или восход Желтого лика, когда все вокруг обретало смутные облики Я́ви.
Это у тетушки в ее царстве, тридевятом государстве, лес походил на обычные хвойные пущи, здесь же – во втором царстве Нави – он напоминал сборище костлявых чудовищ. Они тянули вверх обломки ветвей и держали в вечной осаде подножье скал, на которых угнездился замок Кощея. Все вокруг говорило: пара шагов, и начнется Пе́кельное царство с курганами из черепов, кривыми низкорослыми зарослями скелетника и вечными туманами.
Словен смахнул с лица угольно-черные пряди и заново стянул их бечевкой в низкий хвост, снова вздохнул и вернулся к прерванному занятию. Острым ножиком он слой за слоем снимал тонкую стружку с колышка – так ему лучше думалось, – и, не боясь пораниться, наблюдал за разговором родичей: наливное яблочко кружилось по блюдечку с голубой каемочкой, со всех сторон показывая парадный зал замка и родителей со старшим братом в придачу. И слышал их Словен, словно рядом стоял, а не сидел на каменной перемычке, что соединяла две башни, между которыми зияла пропасть. Подвесил блюдечко Словен в воздухе так, чтоб и смотреть можно было, и колышек обтесывать.
Эх! Знала бы тетка, кто стащил у нее любимую безделицу, полетели бы темно-синие перышки во все стороны: не ощипала бы, чай, не петух, но трепку задала бы знатную, куда серьезнее той, что сейчас старший брат требовал для Словена у родителей.
– Я вас совсем не понимаю. Он не ребенок!
Брат сжимал в руке золотой кубок, разглядывая игру света в гранях камней, что диковинными цветами его украшали. Встречаться взглядом с матушкой он явно не хотел. Еще бы! От взгляда полного укора давно бы скисло молоко. Обычно Мстислав сдавался сразу, но сейчас, как видно, решил, что ему терять нечего. И куда только подевалось почтение, о котором он уже все уши прожужжал Словену? Оно точно кануло в колодец, что батюшка стережет пуще зеницы ока.
– Покрываете его во всем. А вы, матушка, все не налюбуетесь. Он парень, а не девица!
Ой, завидует братец. Ну смазливей Словен, и что?! Волосы лаковые, блестящие, как шкатулки восточных соседей. Это брат в отца пошел: кудри крупными кольцами вьются, не собрать, торчат во все стороны. И в глазах Словена колдовская зелень горит – чистый смарагд, а у старшего Мстисла́ва очи в мать – бесцветные, почти прозрачные. Так ей положено! Мара как-никак! Богиня смерти. Пусть брат радуется, что хоть глазами похож на одну из самых сильных Дасуней. Ему-то такая сила и не снилась!
И сложением Словен куда лучше брата вышел, недаром же матушка вдрызг переругалась с батюшкой. Под угрозой смерти многократной и жуткой она затолкала его в молочные воды Ирия, чтоб сыночка зачать «младшенького ненаглядненького». Зависть – это плохо, братец!
Словен знал, где злость брата истоки берет. Это все оттого, что никак у Мстислава не выходило обойти Словена в силе магической и удали молодецкой. Да во всем! Задумал брат первым получить вотчину в свое владение, и тут ему от ворот поворот: не давали ему Старшие Боги положение. Глядишь, Словен его и на этом поприще обыграет, давно уже цель такую определил: богом стать, а то «младшенький, да младшенький». То-то крику будет.
Словен усмехнулся своим мыслям и порадовался: Мстислав их не слышит и знать не знает, что младший брат рядом, только в окно выгляни. И слава Темному небу: узнал бы, и к его воплям еще бы и родительские добавились. На что уж батюшка к высоте привычный, и тот глаза закатывает, когда за младшим сыном наблюдает. Ну нравилось Словену над пропастью по каменным перемычкам гулять. Зачем же сразу матушку звать-то?!
Он же не зовет ее, когда батюшка перед девками красуется, а мог бы, потому что матушку – Мару, или Морену, как ее в Яви кличут, – Словен любил и почитал. Но и отца жалко, ему ж тоже отдохнуть надобно, пашет, как проклятый, и мужик он видный – косая сажень в плечах – это люди его задохликом жутким представляют, так это ж все из-за второго облика. Радует, что Словен во всех обликах хорош, и давно уж и брата, и отца обошел на поприще «кто сердца девичьи завоюет-разобьет».
Раздражение брата змеиным шипением прошлось по ушам, и Словен поморщился.
– Ему бы только развлекаться! У каждого есть обязанности. Посмотрите на девочек: днем и ночью трудятся не покладая рук. А он словно кот в сметане!
Огромный черный кот-Баюн, любимец матери, недовольно прошипел:
– Позвольте, хозяин, когда это я в сметане катался?! Я от трудов праведных похудел уже.
Он с обиженным видом погладил круглое пузо мохнатой лапой.
Мстислав сразу же осек:
– Помалкивай! Не о тебе речь.
Матушка виновато покосилась на кота, погладила между ушей, ободряя сникшего помощника, а потом принялась уговаривать Мстислава:
– Сынок, пошто кричишь? Если твоему брату еще вотчина не дадена, как и те…
Батюшка громко кашлянул, брат глянул на нее оскорбленно: еще бы, по больному прошлась. Ай да маменька! Всегда поддержит.
А она быстро исправилась:
– Но это ж не значит, что он ничего не делает. Словен столько поручений выполняет, бедненький, – и попеняла, укоризненно покачав головой: – и твоих тоже, между прочим.
Мстислав коротко рассмеялся, поставил с глухим стуком на стол кубок, и с горькой иронией уточнил:
– Выполняет? – он водрузил локти на стол, сжал пальцы в замок и устроил на них подбородок, с полуулыбкой глядя на матушку. – С чего вы так решили, мама? Когда ваш младший сын хоть что-то сделал так, как ему велели, вы помните? Я нет. Он все и всегда по-своему переиначит.
В разговор вступил отец, как всегда взяв на себя роль примирителя:
– Сын! Ну да, у Словена свой подход, – он споткнулся, подбирая слово. – Своеобразный. Но ведь выходит все, как надобно. И результат хорош, и довольны все. Чего ж ты сердишься?
Смотреть на то, как сам царь-Кощей оправдывается, было забавно, но братец порыв отца не оценил.
– А вы бы не сердились, батюшка, если б от этого зависел результат, который вы продумывали несколько весен? Я столько времени убил, столько сил, мне приходилось улыбаться тем, с кем разговаривать не хотелось, а мой брат взял и все переиначил. Видите ли он решил, что так будет лучше!
Терпение брата истончилось и лопнуло, как струна на гуслях. Кудри Мстислава взвились вокруг головы, напоминая корону Черного солнца, глаза вспыхнули алым – видать, знатно братца-то допекло. Посуда на столе зазвенела, кубки попадали, выплеснулся вишняк, прямехонько прилетев в миску Баюна. Кот поморщился, макнул лапу в молоко, приправленное вишняком, брезгливо облизнул и подвинул миску к себе поближе, косясь на хозяйку, но ей было не до него.
