Дождливым октябрьским утром в здание Главного управления Генерального штаба Вооруженных сил, более известного как ГРУ, вошел широкоплечий мужчина. По особой выправке, цепкому взгляду из-под сдвинутых бровей и чеканному шагу в нем безошибочно угадывался военный. Поравнявшись с дежурным, он предъявил удостоверение, после регистрации ему было позволено подняться на четвертый этаж.
По тому, как уверенно посетитель ориентировался в здании, было понятно, что пришел он сюда не в первый раз. Он прошел мимо лифта, свернул направо, где располагалась лестница, ведущая наверх. Дежурный проводил его удивленным взглядом, но от комментариев воздержался. В управлении было не принято давать советы посетителям. Здесь вообще предпочитали помалкивать, если к тебе не обращаются. Посетитель не обратился, и дежурный промолчал. Хочется поджарому майору вышагивать четыре пролета вверх – дело его.
А майор уверенно поднимался по лестнице. По его виду невозможно было понять, о чем он думает в данный момент. Озабочен ли, взволнован ли? Непонятно. Лицо – застывшая маска, лишенная эмоций, результат долгих лет служения Отечеству в качестве исполнителя особых заданий на благо Родины и правительства.
В этом здании он действительно бывал не раз, а в последнее время визиты эти стали скорее закономерностью, чем исключением. Нравилось ли это майору? Возможно. На этот вопрос он и сам не дал бы ответа. Есть задача, ее необходимо выполнить, и если для ее выполнения требуются его, майора, навыки и способности, значит, так тому и быть. Мечтал ли он о более спокойной жизни, лишенной грифа секретности? Едва ли. Он так давно служил в армии, что перестал отделять личное от общественного. Проблемы государства – это его проблемы. Примерно такие мысли приходили в его голову, когда он задавался вопросом о личной жизни.
Личной жизни у майора не было по объективным причинам. Вряд ли в его окружении нашлась бы женщина, способная мириться с издержками его профессии. Постоянные разъезды, недомолвки и реальная угроза жизни – кто выдержит такое? Отказаться же от всего этого ради семейного очага майор не был готов. Вот так и вышло, что в возрасте сорока лет он все еще оставался один. И сомневался, что когда-либо ситуация изменится. Что он может предложить женщине? Холостяцкую квартиру, в которой ей придется триста дней в году жить одной в ожидании вестей о нем? Перспективу хоронить мужа в закрытом гробу с особыми армейскими почестями? И это если повезет. Скорее всего, ей вообще некого будет хоронить. А дети? Как решиться завести ребенка, когда твоя жизнь ежесекундно находится под угрозой?
Подобные мысли роились в голове майора не случайно. Всему виной вынужденное трехнедельное бездействие, которое он воспринимал не иначе как наказание. Последнее задание завершилось для майора не особо удачно. Пулевое ранение в грудь, едва не лишившее его жизни и обеспечившее длительный реабилитационный отпуск, – вот истинная причина философских размышлений о смысле жизни и продолжении рода. Долгие дни и ночи, проведенные на больничной койке, пока организм боролся за жизнь, не в счет. Там было все просто. Ему нужно было выжить, вот и все. Но в пустой холостяцкой квартире, когда боль ушла на задний план, желание иметь под боком родственную душу, человека, с которым можно разделить не только горе, но и банальную скуку, нахлынуло с невероятной силой.
Спас майора телефонный звонок. Три короткие фразы, брошенные полковником Скрябиным, все поставили на свои места. Прочь скука и хандра! Прочь провокационные мысли! Теперь-то майор избавится от них, как только услышит вводную к новому заданию. В том, что задание не оставит места сентиментальным мыслям, майор не сомневался. В данное учреждение просто так не вызывают.
Преодолев последний пролет, майор завернул за угол. У открытой двери кабинета, поджидая его, стоял полковник Скрябин. Как и положено, дежурный оповестил о прибытии майора.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – приближаясь, козырнул майор.
– И вам того же, майор, – сухо ответил полковник. – Рад, что смогли прийти. Проходите в кабинет.
Майор вошел первым. Полковник прикрыл дверь и прошел прямиком к сейфу. Указав на ближайшее кресло, он жестом предложил майору присесть. Тот охотно выполнил приказ, пулевое ранение все еще давало о себе знать, и простой подъем по лестничным маршам слегка утомил майора.
– Мы вызвали вас сюда, так как беспокоимся о вашем самочувствии, – закончив манипуляции с сейфом, произнес полковник. – Ваше состояние вызывает опасения у медиков.
Одновременно с этим заявлением полковник быстро начеркал несколько слов на одном из листов для записей и положил его перед майором. Брови майора удивленно поползли вверх. «Это что-то новенькое, – пронеслось у него в голове. – Секретность внутри секретного объекта? Неужели все настолько плохо?»
На листе бумаги было написано следующее: вопросов не задавать, имена не называть, объекты не упоминать. И жирный восклицательный знак в конце. Майор встретился взглядом с полковником, спрашивая, верно ли он истолковал послание. Полковник утвердительно кивнул и начал говорить размеренно и четко. Только вот слова его никак не были связаны с настоящей целью.
– Доктора обеспокоены тем, как проходит реабилитационный период. Они считают, что процесс выздоровления затягивается, и хотят выяснить причину. Вам необходимо просмотреть результаты анализов. Вот они.
Полковник придвинул майору папку. Тот раскрыл ее и начал читать. Естественно, речь шла не о его анализах. Пока майор листал страницу за страницей, полковник разглагольствовал о необходимости взаимодействия с медицинскими работниками и о новейших разработках реабилитационных процедур, применяемых в военном госпитале при управлении. Долистав до последней страницы, майор потянулся за бумагой для записей. Отделив пачку, он вынул из органайзера карандаш и широким росчерком задал вопрос: «Что происходит?»
Полковник прочитал, скомкал лист и, пожав плечами, предложил:
– Не хотите прогуляться? Врачи говорят, что это весьма полезно для вашего здоровья.
– С удовольствием, – ответил майор. – На свежем воздухе я действительно чувствую себя гораздо лучше.
Майор кивком головы указал на папку, беззвучно спрашивая, имеет ли он право взять ее с собой, но полковник отрицательно покачал головой и вернул папку обратно в сейф.
Из кабинета они вышли одновременно. На первый этаж спускались на лифте. В полном молчании. Майор осмысливал то, что почерпнул из записей, пытаясь определить, что за задание его ждет. Полковник просто выжидал.
Из управления они направились вдоль по улице к ближайшему парку. Прошли два квартала. У майора создалось впечатление, что полковник не просто опасается слежки, он уверен, что таковая ведется. Беспокойство полковника поневоле передалось ему.
