Глава 1. Практика. Автобус. Подруги
Половину лета мыть ржавые самолеты – так себе практика. В чем именно они практикуются, в конце концов? Сразу же ясно, что руководство университета просто понятия не имело, куда деть две группы вчерашних первокурсников, а самолеты в музее простаивали и не мылись… наверное, никогда.
А Тома, между прочим, из-за этой практики не полетела с родителями отдыхать. Все решилось в последний момент: начальник курса собрал всех в конце мая и заявил что-то вроде «Помните, ваша практика была под вопросом? Вот теперь уже нет, с ней все решилось. Ура, ликуйте! Будете кататься ежедневно в музей и помогать администрации, за это и получите зачет, без которого на второй курс вас никто не переведет. Удачи на предстоящих экзаменах!»
При этом Юрий Валентинович улыбался, точно дарил им лучшее лето на свете, тогда как на самом деле планы многих попросту рухнули. У Томы это была Турция с родителями, между прочим, впервые в жизни собрались все вместе. И как же ей хотелось на море! Она успела прожужжать уши подружкам, насмотреться красивых фото и даже купить салатовый купальник, в котором планировала рассекать теплые волны и встречать оранжевые закаты. Повезло, что получилось вернуть деньги за билет, а оранжевые закаты Тома теперь увидит разве что на расфокусированных фотографиях, что так любила отправлять ей мама, дополняя все описаниями с обязательной агрессивной точкой в конце предложения.
Для поездки на практику полагалось собираться возле так называемой «трубы»: оттуда отчаливали автобусы с практикантами. Всего автобусов было несколько: три новеньких и разве что на солнце не сияющих, словно какой-нибудь Эдвард Каллен, и один видавший виды, странного оранжевого цвета и с покосившимися окнами, этакий пролежавший столетие в гробу Дракула.
– Спорим, этот будет наш? – противно заржал Данил Рылов, одногруппник Томы с амплуа задорного шутника. На самом деле, шутки его всегда были так себе, по крайней мере, Тому не смешили. Вот и сейчас она не улыбнулась, когда Данил побежал рисовать на пыльном автобусе женскую грудь.
– Боюсь, Данил прав, – вздохнула рядом Марина и аккуратным пальчиком указала в сторону мужских общежитий. Оттуда как раз вывернул отряд будущих пилотов. Они тоже направлялись на практику – все в одинаковых синих летных костюмах, со сосредоточенными лицами и сумками в руках. Хотелось бы сказать, что с серьезными лицами, но нет – пилоты весело переговаривались, перебивали друг друга и без устали гоготали. Как-то не верилось, что эта разномастная толпа когда-нибудь станет лицом авиации.
Под присмотром инструктора пилоты выстроились у новеньких автобусов, провели перекличку, разделились на три равные группы и вскоре отбыли. Конечно, оставив на парковке едва пыхтящего оранжевого старичка с нарисованной на пыльном боку пышной грудью.
– Какие они все красивые, хотя даже не в форме! – зачарованно протянула Марина, провожая взглядом уезжающие автобусы, и повернулась к Томе: – Слышала, что мы не всю практику проведем в музее, на аэродроме тоже нужна помощь. Там я и познакомлюсь с Эдуардом.
Тома только вздохнула.
Высокопарно Эдуардом, да еще с придыханием, Эдика Исаева могла назвать только Марина – подруга всегда выражалась так, словно они жили в Лондоне восемнадцатого века, а не в современной российской провинции. И вот уже целый год Эдик был навязчивой мыслью Марины, она говорила о нем даже чаще, чем о трудностях в химии. А Марина вечно говорила о химии! В общем, с подругой все было ясно: безнадежно влюбилась и пропала. И ведь Эдик даже не был классическим красавчиком, просто симпатичным, самоуверенным и наглым.
Впрочем, как и большинство потомственных пилотов.
То была особая каста: дети из авиационных семей, у многих летали еще дедушки, и сейчас эти дедушки заседали на каких-нибудь важных постах в крупных авиакомпаниях. Ну а их внуки… были мажорами обыкновенными, таких везде полно. Но конкретно в их авиационном институте концентрация была максимальной и узконаправленной.
Само собой, дедушка Эдика Исаева занимал какой-то важный пост в Министерстве Транспорта, а его отец возглавлял отряд в крупнейшей авиакомпании страны. Само собой, Эдик воспринимал заслуги предков своими собственными, отчего его чувство важности не поддавалось измерению. И с такими вводными данными Эдик был привлекательной мишенью для большинства девчонок, даже вся такая серьезная и вдумчивая Марина не устояла. Еще в первую учебную неделю Эдик ей подмигнул, и понеслось…
Тому это удивляло, особенно поначалу.
С Мариной они познакомились сразу после школы, когда приехали в университет осмотреться. Обе оказались абитуриентками, разговорились и подружились. Даже в одну группу попали, что дружбу только укрепило, хотя были они очень разными. Марина не выходила из дома без идеально отутюженной рубашки, длина ее форменной юбки не выбивалась из регламента, на кителе ни разу не нашлось ни одной пылинки, а галстук всегда был строго на месте. Марина выступала примером, на который вечно ссылался их начальник курса, отчитывая в очередной раз наглеца, пришедшего на учебу без галстука или – что совсем край – в джинсах! И зная все это, Тома наивно полагала, что такой идеальной и правильной Марине и парни нравятся примерно такие же, а не всякие нахальные Эдики, подмигивающие налево и направо незнакомым первокурсницам. Она вообще не понимала, как взор подруги мог упасть на такого, как он.
– Ты ведь поможешь? – спросила Марина. – Тамара, я никогда тебя ни о чем не просила, но… в следующем году он будет на четвертом курсе! Времени на знакомство все меньше и меньше, а я перед ним робею.
Это точно.
Подмигивающий Эдик, как мысленно окрестила его Тома, одним миганием не ограничился, и как-то поздоровался с Мариной в университетской столовой. Первый поздоровался, между прочим! Возможно, потому что она на него неотрывно пялилась на протяжении всего обеда, у парня, должно быть, рыба поперек горла встала от такого внимания. Марина от короткого приветствия так оторопела, что не смогла выдавить ни слова и побелела от ужаса. А когда отошла, Эдика уже и след простыл. Сцена была та еще, Тома тогда от ужаса едва не спятила, думала, у Марины сердечный приступ случился или инсульт в неполные девятнадцать.
В общем, ну ее, эту влюбленность – одни беды от нее. Сама Тома бы точно не хотела вот так запросто терять дар речи из-за какого-то там Эдика Исаева. Парень и парень, пусть даже и будущий пилот.
Это, конечно, отдельная история их университета.