Воспитание Елизаветы
3 июня 1545 года вестибюль дворца Фонтенбло был по-праздничному украшен дорогими шпалерами и лионскими шелками. В центре, под балдахином из голубого дамаска с золотыми лилиями королевской династии Франции возвышалась выставка с девятью ступенями. На них были выставлены золотые кубки работы итальянского ювелира Бенвенуто Челлини, резные изделия из слоновой кости, в том числе, фигурки нимф и гладиаторов, и просто драгоценные камни разной формы и огранки, поражающие чистотой цвета и разнообразием. Но особое внимание, конечно, привлекали сосуды и щиты, принадлежавшие когда-то Карлу Великому и Людовику Святому.
– Эта выставка, – писал хронист, – была настолько бесценной, что там, казалось, было собрано содержимое сокровищниц всех монархов Европы.
Охраняла же драгоценную выставку швейцарская стража. Кроме того, рядом находились специальные люди, которые могли поведать историю выставленных вещей иностранным гостям. К королевским покоям срочно была пристроена галерея, ведущая в часовню Святой Троицы и украшенная геральдическими щитами с гербами и символами Франциска I Валуа и Генриха VIII Тюдора, королей Франции и Англии. Пол галереи устилали персидские ковры, которые тогда были ещё большой редкостью.
Вся эта роскошь предназначена была поразить гостей, прибывших на крещение внучки французского короля, родившейся 2 апреля 1545 года здесь же, в Фонтенбло. Свои чёрные волосы она унаследовала от отца, будущего короля Франции Генриха II, а карие блестящие глаза и пухлые щёчки – от матери, флорентийки Екатерины Медичи. Принцессе посчастливилось появиться на свет в более удачное время, чем её старшему брату Франциску, названному в честь деда. Тогда, год назад, король вёл войну одновременно с Карлом V и Генрихом VIII, и радоваться первому внуку ему просто было некогда. Теперь же, когда были заключены мир с императором и перемирие с англичанами, французский двор собирался с пышностью отметить крещение принцессы. В Фонтенбло как раз приехали послы короля Англии, чтобы подтвердить под присягой недавно заключённый договор и Франциск I, воспользовавшись этим, передал через них предложение Генриху VIII:
– Не хотите ли, брат мой, стать крёстным дочери дофина?
– Почту за честь, сэр! – согласился тот, довольный прекращением военных действий с Францией,
Эти двое были давними соперниками, и если Генрих опередил Франциска в количестве жён, то на любовном ристалище королю-рыцарю не было равных.
В назначенный день по галерее в часовню двинулась торжественная процессия. Впереди шли двести гвардейцев в богатом облачении и с боевыми топориками. За ними по двое следовали герольды в накидках с гербами и жезлами в руках, которые предшествовали принцам крови и высшим чиновникам в мантиях. Принцессу же в качестве представителя Генриха VIII нёс лорд Чейни, смотритель Пяти портов и главный казначей Англии, в окружении охраны из четырёх французских дворян. Последними в сопровождении придворных дам в роскошных нарядах шествовали две крёстные матери принцессы – Элеонора Австрийская, вторая супруга Франциска I, и его племянница Жанна д’Альбре, будущая королева Наварры. У ворот часовни процессию встретил кардинал де Бурбон, избранный для совершения обряда, а также вереница других кардиналов и архиепископов в полном торжественном облачении и в митрах. Под звуки церковных гимнов прелат принял от посла принцессу и направился с ней к купели, установленной перед главным алтарём. Что же касается Франциска I, то он вместе с родителями девочки, дофином Генрихом Валуа и дофиной Екатериной Медичи, наблюдал за свершением обряда из застеклённой галереи, выстроенной справа от купели. Как только кардинал де Бурбон спросил, какое имя должна была получить принцесса, вперёд выступили два посла и гаркнули во всю глотку:
– Елизавета!!
Ясно, что англичане действовали из лучших побуждений, желая быть услышанными в такой толпе. Тем не менее, в зале возникло замешательство. Первым опомнился король Франциск I, который громко расхохотался. Недоумённо взглянув на него, дофин затем перевёл взгляд на жену. Весёлая флорентийка с удовольствием бы поддержала свёкра, но при виде постной мины мужа ограничилась улыбкой.
– Едва это истинно королевское имя было произнесено, – вспоминал хронист, – как оно тут же несколько раз было громко повторено герольдами Франции и Англии под звуки труб, фанфар и пушечных салютов.
Вечером французский король устроил роскошный пир, а затем на суд присутствующих были представлены балетные и театральные постановки. На следующий день состоялась постановочная битва между отрядами дофина и графа де Лаваля. Причём, если Генрих со своими людьми облачился в светлые доспехи с изображением полумесяца, личного герба своей любовницы Дианы де Пуатье, то на чёрных латах Лаваля, одного из самых изысканных придворных, красовалось изображение феникса, эмблемы Клод де Фуа, дамы из свиты королевы. В конце концов, под громкие аплодисменты зрителей, сражение закончилось бегством графа и его людей с поля боя.
– Первым среди тех, кто выказал особую отвагу, – свидетельствовал тот же хронист, – был предводитель отряда, облачённого в белые доспехи. Он сражался с таким совершенством и грацией, что ослепил взоры всех зрителей, которые вынуждены были признать, что этот храбрый кавалер, каковым оказался наш дофин Генрих, без лести, получил пальму первенства и вкусил торжество победы.
После крещения принцессы её мать, Екатерина Медичи, решила, что девочке лучше будет в замке Сен-Жермен, где уже находился её брат. Там для Елизаветы был создан собственный маленький двор. Причём все должности получили верные флорентийке люди. Король Франциск I практически не вмешивался в дела воспитания внуков потому, что последние три года его жизни были омрачены болезнью и мучительными сожалениями. А ведь его царствование, начало которому положила победоносная битва под Мариньяно, открывшая французам путь в Италию, сулило быть таким славным и счастливым! Но потом случились поражение под Павией, плен и бесконечные войны, закончившиеся потерей почти всех завоёванных территорий. Правда, после поражений в битвах король-рыцарь мог всегда найти утешение в объятиях своей официальной фаворитки герцогини д’Этамп и других дам. Недаром ему приписывали знаменитое изречение:
– Королевский двор без прекрасной дамы, что год без весны и весна без роз!
Но и тут его ждало разочарование, выразившееся в другом высказывании:
– Все женщины меняются.
Его первая супруга, Клод Французская, бабушка Елизаветы, от которой принцесса унаследовала свой добрый нрав и простоту в обращении «даже с низшими», рано умерла. А вторая, набожная и меланхоличная королева Элеонора Австрийская, сестра императора, не имела влияния при дворе. По мере старения Франциска I политикой всё больше приходилось заниматься дофину. Четыре года, которые Генрих в детстве провёл в испанской тюрьме в качестве заложника вместо отца, превратили его в угрюмого меланхолика. Когда принц вернулся домой, Франциск просто не узнал сына:
