Вот уже четвёртый день, как Васька пил. Пил, стараясь заглушить тоску, боль, одиночество. Спиртное заканчивалось, батарея из пустых бутылок увеличивалась, а боль и тоска никуда не исчезали. Просыпаясь и сталкиваясь с горькой действительностью, что бросила жена Маринка, он снова шёл к соседке тёте Дусе за очередной бутылкой.
– Спивается мужик, – жалел его семидесятидвухлетний дед Николашка, сидя на завалинке и наблюдая шатающуюся походку Васьки.
– Так не просто же пьёт, а горе заливает, – стояла на стороне пьющего тётя Дуся.
– Эх, была бы баба как баба, а то ведь смотреть не на что: жердь двухметровая и страшная же, как пугало. А вон до чего мужика довела.
– И не говори, – соглашалась тётя Дуся, – и не красавица, а мужики в очереди стоят, как за пивом! Слышь, Николай, а тебе какие женщины нравились? – поинтересовалась одинокая соседка.
– Ну, это… – Николашка давно овдовел и уже забыл, какие они – женщины, но, чтобы не обидеть соседку, тщательно подбирал слова. – Чтобы форменная была, как моя гитара. Ну, ты понимаешь, чтобы форма в руке чувствовалась. И спереди и сзади чтобы всё было при ней и голос звучный.
– Ага, музыкант нашёлся! – отрезала тётя Дуся, но в душе всё же уважала соседа за то, что тот хранил верность памяти своей супруги уже более двадцати лет. Хотя местные старушки и набивались в жёны да в помощницы по хозяйству, но старик настойчиво отказывал всем, ссылаясь, что сам неплохо справляется.
Сама пятидесятипятилетняя тётя Дуся жила одна. Муж сгорел от водки, может, от самогонки, оставив её с двумя малолетними детьми на руках. Сначала женщина переживала, как поднимать детей без отца, а потом, освоив нехитрый способ самогоноварения, занялась необходимым на селе делом – заливанием горя и спасением болеющих душ. Дети давно выросли, уехали в город, создали семьи. На непрогораемом бизнесе самогоноварения у каждого появилась отдельная квартира и машина. Но тётя Дуся свой маленький спиртзавод не закрывала, объясняя всё заботой о сельчанах. Вот и на этот раз шофёру Ваське дала в долг, понимая, что для мужика сейчас главное – заглушить боль, а для неё – пополнить семейный бюджет.
– Как думаешь, долго ещё будет страдать? – обратилась она к Николашке, быстро прикидывая в уме долг страдающего.
– А кто его знает, – утирал кулаком нос дед. – Лишь бы не спился, – пробормотал он, закрывая калитку и уходя в дом.
– Да ты чушь-то не говори, – крикнула вдогонку тётя Дуся, – кто от пяти бутылок качественного, как слеза, самогона спивался? Так, только чтобы боль отпустила. Вот на китайском спирте можно и спиться, и помереть. Химия одна, будь неладна! А мой-то качественный, сделанный с любовью. Вон сколько сахару уходит каждый раз. Пойти себе душу чуток погреть? – размышляла она сама с собой.
Выпив очередную бутылку и закусив одной головкой репчатого лука и куском сала, Васька упал на кровать и в беспамятстве заснул. Проснулся оттого, что в окно светила огромная луна и мучила жажда. Дотянувшись до чайника с водой, залпом выпил содержимое и остатки вылил на голову. За окном стояла ночная тишина, и через открытую форточку доносился лишь отдалённый лай собак и стрекотание сверчков.
– Ну, чего уставилась? – обратился Васька к луне. – Думаешь, мне легко? Да выть хочется, а мочи нет! Это же какой стыд, на всю деревню! Меня, мужика, Маринка бросила. Ушла к электрику Степану. Ладно, если бы просто ушла, она же из меня душу вынула! Эх, ничего ты не понимаешь! Только и можешь пялиться в чужие окна, а толку от тебя никакого нет!
Хоть на дворе и стояла глубокая ночь, а сна не было! Он вышел за ворота и, освещаемый луной, зачем-то пошёл на реку.
– Нет, ну не топиться же, в самом деле, – возразил сам себе. – Тогда вообще все скажут: «Не мужик был, а тряпка, из-за жены потонул!» Эх, лучше уж спиться, может, тогда пожалеет и вернётся, – вспоминая жену, произнёс он горько. Аккуратно сняв трико и рубашку, сложил стопочкой и, оглянувшись в последний раз на деревню, вошёл в холодную воду. По всему телу побежали мурашки, леденящие душу.
– Ну и нечего на меня глядеть, тоже советчица нашлась, – пригрозив в очередной раз луне, окунулся с головой и нырнул. Ночное светило хранило молчание в окружении ярких звёзд, взирая свысока, как плавал мужчина до изнеможения, выбиваясь из сил и изводя себя. Со стучащими зубами, в пупырышках, тот наконец-то вышел на берег. Подходя к месту, где разделся, заметил сидящую фигурку девочки-подростка.
– Неужели пришла топиться в такой час? – недоумевал Василий. И спрятался в тени деревьев, не решаясь подойти к своим вещам. Но девушка сидела неподвижно, явно не торопясь входить в реку – и уходить тоже. Подул холодный ночной ветер, и мужчина начал зубами выбивать барабанную дробь. Девушка встала во весь рост и обернулась на этот неприятный звук, доносившийся неподалёку. Её взору представился голый мужчина, прикрывавший руками мужское достоинство.
Тот, в свою очередь, был не менее удивлён, увидев обнажённую женскую фигуру, закутанную только копной длинных, до пят, золотистых волос, что и составляли её единственную одежду. Странным и непонятным было то, что она не испытывала ни чувства стеснения, ни страха, ни холода. Освещаемая со всех сторон луной, продолжала хранить молчание и улыбаться. Набравшись решимости, Васька подбежал к одежде и стал судорожно натягивать брюки, но то ли от волнения, то ли от холода не мог попасть в штанину. Незнакомка стояла в метре и с любопытством рассматривала его нелепые действия, как ему казалось.
– Что же ты не одеваешься, жаркая? Не замёрзла? – наконец-то натянув трико и застегнув рубашку, спросил мужчина.
Но ответом было молчание. Подняв голову, Вася увидел, что на месте, где стояла незнакомка, никого нет. Луна скрылась за облаком, и на небе стало темно. Василий, чертыхаясь, поспешил домой, рассуждая сам с собой:
– Нет, с этим пора кончать, а то ещё и в дурку можно загреметь. Привидится же такое, упаси господи!
Посмотрел на небо, но ночное светило спряталось за тучей. И в наступившей кромешной темноте мужчина споткнулся о кочку.
– Да, – продолжил удивляться, – вот это фокус! Такая галлюцинация, что сам поверил и заговорил, тьфу дурак!
Войдя в дом, посмотрел на часы: будильник показывал без четверти три. Васька завёл на семь утра, чтобы с этого дня наверняка выйти на работу. Укладываясь в постель, долго ворочался. Привидевшаяся девушка не шла из головы.
– А ничего так, и симпатичная вроде. Нет, всё, пить окончательно бросаю. Завязываю и больше ни грамма, – поклялся он и заснул тревожным сном.
