Верное зелени дерево
Дарит и дарит листву.
И так продолжается вечность…
Лучия Олтяну
Пролог
Первым, что бросилось в глаза, была какая-то неестественно белая, словно фарфоровая, рука. Я машинально дернула шторку в ванной и снова перевела взгляд на кисть с красным маникюром. Именно такой маникюр был вчера у Жанны. Уже зная, что увижу, я страшно закричала, одновременно пытаясь зажать рот рукой.
Я видела все своими глазами, словно в замедленной съемке. Она лежала в ванне ровно посередине, голая и похожая на резиновую куклу. Ее поза была так безжизненна, что не оставалось сомнений – Жанна мертва. Живой человек не выглядит так страшно. Но на теле не было видимых повреждений, ран. Иначе вода была бы красной от крови…
Поверить в то, что Жанны, красивой, веселой и деятельной, больше нет, я не могла. Быстро отвернулась, потому что боялась еще раз увидеть ее безжизненное лицо.
И тут же почувствовала запах свежескошенной травы. Закрыла глаза и будто получила удар в левый висок: «Беги!»
Беспомощно моргая, я села на унитаз, потому что удержаться на ногах не смогла. Как? Я не в силах была в это поверить. Она не могла просто взять и утонуть, не было ни одной причины… Стало плохо? Сердце? Но я довольно давно знала свою подругу и не сомневалась, что та физически здорова…
Наконец в голову пришла хоть одна здравая мысль: вызвать скорую, полицию или хоть кого-то. Забыв про мобильный, я тут же поднялась, выбежала из квартиры и зачем-то стала стучать в соседские двери. Почти сразу из квартиры напротив на мой крик вышла молодая женщина в подпоясанном халате. Я заметила, что пояс на ней был от другой одежды, и это врезалось в память. В такие моменты в голову почему-то лезет всякая дрянь. Кажется, та же соседка потом вызвала скорую и пыталась напоить меня валерьянкой.
Глава 1. Сумерки сгущаются
За два дня до трагедии…
У каждого из нас своя пора осенних ливней. Моя закончилась совсем недавно. Ушла в ноябре, а вместе с ней и драма года. Будто упала на пол вместе с листьями фундука из родительского сада. Вы видели, как опадает фундук? Очень уныло и грязно. Наверное, это самое грустное и удручающее дерево в ноябре.
Я вышла из такси возле круглосуточного супермаркета, резко запахнув пальто. Втянула носом холодный осенний воздух и мгновенно уткнулась в любимый кашемировый шарф.
Ноябрь в этом году выдался по-зимнему холодный, серый и неприветливый. Сумерки уже сгустились, еще усилив дневной морозчик, но на это раз я была даже рада этим свежим порывам ветра. Они словно охладили мою голову, слегка гудящую от насыщенного событиями дня. Потрепали волосы и спутали их у лица.
На какой-то момент я перестала четко видеть проезжую часть, а проносящиеся мимо машины превратились лишь в яркие пятна, торопливо снующие друг за другом в каком-то пугающем круговороте.
Я провела рукой по волосам, словно отгоняя от себя странные мысли, и еще немного постояла на островке безопасности. Забавно, но именно среди машин, окруженная куда-то спешащими людьми, высотными зданиями, истошно сигналящими таксистами, я на какой-то момент почувствовала себя спокойно.
Так спокойно я давно не чувствовала себя ни в своей квартире, ни дома у родителей, ни на работе. Просто стоять и не думать ни о чем. Молчать.
Честно говоря, к концу осени нервы мои были истрепаны. Город, уже украшенный к новогодним праздникам, впервые вызывал не радостное «у-и-и-и», а глухое раздражение. В этом году я, пожалуй, присоединюсь к лагерю тех, кто морщит нос и недовольно ворчит: «На дворе еще ноябрь, а они уже елок понатыкали…».
Все вокруг словно одномоментно поломалось и больше не ладилось. Я молчу про свои проблемы, их у меня всегда выше крыши. Сейчас даже дела у папы на работе были не очень. А мне до этого какое дело? Я никогда не была особо привязана к родительскому бизнесу, хотя тоже трудилась в нашей компании по разработке программного обеспечения.
Но последний год все настолько ухудшилось, что отец стал подозревать своего зама в шпионаже и сливе информации. Зная характер моего бесконфликтного отца, можно было представить, до какой точки кипения он был доведен. Постоянно висящий в воздухе вопрос буквально лишил сна не только папу, но и всех, кто был причастен к их работе. Выгодные сделки срывались, партнеры внезапно отказывались с нами работать, крупные заказы уходили на сторону.
«Тотальная непруха», как сказал бы мой брат Ден, который переживал из-за этого не меньше родителей. Хотя как раз отдел инноваций, который он возглавлял, работал без перебоев. На их разработках, пожалуй, и держалось нынешнее относительное благосостояние. Относительное в том смысле, что раньше деньги текли рекой, а сейчас сочились струйкой.
Хотя, на мой взгляд, денег нашей семье при разумном расходовании и так хватило бы лет на пятьдесят. Так что повода горевать я не видела. Но это, как сказал бы мудрый отец, «инфантильный взгляд на жизнь».
Предаваясь думам, далеким от тех, что должны посещать голову красивой молодой девушки в 25 лет, я дошла до своего подъезда. Точнее, в моем таунхаусе и был только один подъезд. Дом целиком и полностью принадлежал мне.
В свое время отец выкупил две квартиры в тихом районе города, объединив их в хитросплетенную конструкцию. Ужас, но у меня даже был цокольный этаж с гаражом, небольшая сауна и библиотека. Но я там практически не бывала, предпочитая проводить время в гостиной у телевизора.
Остальное пространство дома отдавало гулкой пустотой, а любое произнесенное слово расходилось эхом по всем комнатам, заставляя вздрагивать. Моя спальня на втором этаже – единственная комната, к обстановке которой я приложила руку, обставив ее на свой вкус: балки на потолке, много дерева и белые крашеные стены. Одну я собственноручно расписала стихами Пабло Неруда к ужасу родителей.
Остальное великолепие было делом рук нанятых папой дизайнеров, поэтому в моем жилище можно было встретить важную люстру в стиле какого-то там Людовика, холодный мрамор, лепнину и даже диковинные, стоящие, наверное, целое состояние, витражи.
В общем, если бы деньги могли сделать человека счастливым, я бы уже непременно была дико счастлива. К сожалению, когда ты молода, красива и не обременена материальными вопросами, быть счастливым почему-то сложно. И даже вроде как-то неприлично. Кстати, словно компенсируя материальное изобилие и симпатичную мордашку, высшее мироздание подкинуло мне скверный характер и пытливый ум.
Развитию моих «пороков» всячески способствовали родители и финансовое благополучие семьи, и со времен детства этот ум значительно окреп и привык находить ответы даже на те вопросы, которые никто не задавал.
Привычка размышлять и анализировать с годами трансформировалась в привычку констатировать и обобщать, и к своим годам я бы охарактеризовала мой характер как в меру стервозный, инфантильный, эгоцентричный, но вместе с тем сильный, волевой и непримиримый. А брат однажды поделился со мной своим ценным наблюдением, коих у него всегда было великое множество: