– У нас для вас выгодное предложение по кредитной карт…
– Да!
– Что? – теряется вышколенная на отказах девушка из трубки.
– Да, давайте мне вашу карту, – бодро отзываюсь я. – Записывайте! Власова Василиса Игоревна. Что там дальше? Серия и номер паспорта?
– Э-э… – на том конце провода слышится напряженное пыхтение. – Василиса Игоревна, наш банк…
– Ваш банк, самый лучший и надежный банк на свете с самыми выгодными предложениями! Верю! – будто пионер рапортую я, втискиваясь со своим баулами в калитку.
– Да, не без этого, – мнется девушка. – Но дело в том, что я проверила в базе, и наш банк, оказывается, уже выдал вам карту недавно.
– Оказывается, – эхом пыхчу я в ответ. – Разве это помеха для новой?
– Вообще-то да, – явно дивясь моей недогадливости, выдавливает менеджер. – Прошу простить за беспокойство…
– Эх, какая досада, – вздыхаю я, в очередной раз не позволив собеседнице договорить.
– У меня не вся информация просто сразу подгрузилась, – будто продолжает оправдываться она. – Еще раз приношу извинения.
– Да ничего страшного! – отзываюсь, сбрасывая звонок. – Всегда рада пообщаться.
Бухчу себе под нос, толкая скрипучую дверь, и втаскиваю тяжеленые пакеты в холл родного детского дома.
– Васька! – окликает меня знакомый голос. – Ну чего так поздно-то?
– Дошивалась, мам Вер, – киваю на пакеты. Чет сил совсем не осталось их дальше тащить: – Решила уж закончить с этой партией, и сразу скопом все привезти. А то на такси к вам кататься недешёвое удовольствие.
– Дуреха, – усмехается моя бывшая воспитательница, – а ткани столько накупить – дешевое? Откуда только деньги берешь, если вместо работы целый детдом обшиваешь?
Вера Пална выуживает из пакета пиджак, дошитый мною последним, буквально двумя часами ранее, и довольно цокая, разглядывает мою работу:
– И ткани-то поди дорогие, – переводит на меня взгляд, в котором читается явное подозрение: – Так, ну-ка признавайся, Власова! Ты банк ограбила?
Усмехаюсь. Ну, можно и так сказать. Вернее сразу с десяток.
Ну а чего? Я тут для себя решила, что всему надо говорить «да»! И тут они как повалили звонить. А мне бы почему и не взять эти карточки кредитные? Вроде и работникам банка хорошо – планы закрывают, и я детишкам одежки нашью, – в итоге все вроде как довольны!
– Мам Вер, ну почему вы о нас постоянно сначала плохо думаете? А потом уже разбираться начинаете? – строю жалостливую мордаху.
– Профдеформация, – ухмыляется она. – Ну, иди я тебя обниму, моя маленькая.
И я действительно как маленькая. Сутулюсь, будто вся тяжесть мира на меня навалилась, и я наконец могу расслабиться, прижавшись к маме.
Помниться, когда я была еще воспитанницей, за обнимашками мамы Веры нужно было целую очередь отстоять. Да и то, не слишком она нас этим баловала, а то мог рев подняться на всю комнату.
Зато теперь я особенная. Как ни зайду в гости, так она меня приголубит. Не знаю, что тому виной. То ли мои подарки и гостинцы, ведь директриса все финансирование в карман кладет, и до детей крохи доходят. То ли мое состояние здоровья, что я кажусь ей такой жалкой. То ли и правда скучает по нам. Но это ж какое сердце у человека большое должно быть, чтобы каждого своего выпускника помнить, и тосковать по нему, как по родному человеку.
А может я и правда особенная?
– Устала? – Вера Пална прихватывает меня за плечи и жестко отстраняет от себя, явно желая читать по моему лицу правду. – Ты что и действительно совсем от лечения отказалась?
Киваю, зная, что раз спрашивает, значит уже точно с врачом созванивалась.
– Ну ты бестолочь? – с сомнением спрашивает она, однако в голосе притаилась горечь, которая делает ее слова совсем не обидными, а какими-то щемящими.
Бодро вздергиваю подбородок:
– Не хочу больше, мам Вер, – выдавливаю улыбку. – Они ведь сразу сказали, что поздно нашли эту заразу.
– Поздно-не поздно, но попытаться-то стоило? – вроде как отчитывает.
– А разве я не попыталась? – улыбаюсь, стягивая с головы тоненькую вязанную шапку. – Гляди, как старалась. Аж все волосы от натуги выпали.
Пытаюсь выдавить смех, но выходит какое-то жалкое пыхтение:
– Я ведь тебе обещала, что сделаю все возможное. Сделала. Ну надоело мне в больницах торчать. Так хоть успею в своей новенькой квартирке обжиться. Да малым одежки пошью.
Замолкаю, видя в привычно строгих глазах слезы:
– Говорю же, дуреха бестолковая! – фыркает мама Вера, отворачиваясь от меня. – Я в этот раз тебя тоже с подарками решила встретить.
Она отходит к подоконнику, на котором лежит небольшой пакетик:
– Сама связала, чтобы твоя бестолковая башка не замерзла, – выуживает из пакета красную длинную шапку с огромным белым бубоном: – Во! Дарю!
– Ух ты, – улыбаюсь, тут же нахлобучивая подарок на голову. – Теплая какая! И мягкая!
– Да, я ее в кондиционере специально постирала, чтобы пряжа смягчилась, – хвастает мама Вера, пока я иду к зеркалу, что притаилось на одной из колонн холла.
– Обалдеть, да я же прям гном! – смеюсь от души. – Красота какая! Спасибо, мам Вер! Приду теперь под новый год в ней, малым скажу, что помощник деда мороза.
– Далече еще до нового года. Середина осени только. Так что еще до того пару раз прийти успеешь! – звучит как требование, с одной стороны. А с другой, как напоминание, что до нового года я могу и не дотянуть.
– Ладно! Договорились! – отзываюсь, подхватывая один из пакетов, в котором припасла еды для местных «охранников». – Ну, я пошла. Еще хотела собак заглянуть покормить. Да скоро уже автобус до меня последний.
– Ой, сдались тебе еще эти бродяги, – отмахивается Вера Пална. – Ну, дело твое, – смягчается. – Ты бы может лучше на дискотеку сходила или… не знаю, в путешествие какое отправилась? Раз уж денег на ткань да на гостинцы детям находишь, так лучше бы на себя потратила? Что ты видела, Васька?
– Я детдом видела, мам Вер. И знаю, каково здесь. Если бы не вы… – стряхиваю с себя навалившуюся меланхолию. Не до уныния мне! – В общем лучше детям помогу. Так сказать след от себя оставлю хоть какой-то. А попутешествовать я и в другой жизни успею.
Улыбаюсь во весь рот, давая понять сердобольной женщине, что я в полном порядке. И это действительно так! Если бы люди только знали, насколько прекрасным становится каждый прожитый день, когда эти дни начинаешь считать. Ценность жизни осознается на краю. И я ее осознала, а потому ценю, вместо того чтобы тратить время на поиски справедливости в этом мире.
А еще, я где-то вычитала, что позитивное мышление способно любые болячки исцелить. Так что я искренне верю, что и на новый год приду, и на восьмое марта. И в следующем году тоже!
– Ясно, не жили богато, и не стоит начинать, – по-своему понимает мою исповедь мама Вера. – Оставила уже след, Вась.
