«Сейчас простой правды хочется. Не слащавого утешения, не дешёвой иллюзии, и не очередного, как пощёчина, шока от того, что на земле творится. Не оскала адского кошмара. Нет. Настоящей правды, здоровой», – пишет автор этого сборника в одном из своих новых очерков.
Не уйти в любую крайность в нашей теперешней жизни действительно сложно.
Состоящая из сгустка скорости и информации, она не оставляет времени на проникновение в детали, пропитывание «между строк». И потому так щедра она на полярные, непримиримые точки зрения.
Отцу Павлу Карташеву каким-то непостижимым образом удается найти золотую середину – эту здоровую правду. И не потому, например, что он сторонится горячих тем или, касаясь их, сглаживает острые углы. Напротив, он откликается именно на сегодняшнюю боль, порой резко выступая против проявлений оголтелого безбожия. Он и не может по-другому, ведь прежде писателя, он православный священник, и кому, как не ему каждый день приходится сталкиваться и разбираться с бездной человеческих заблуждений, страстей, падений. О правде, по его словам, «мы должны говорить ясно и внятно: между тем, что припорошено пеплом и прахом земным, и Тем, Что невидимо пребывает над нами и заботится о нас из вечности – пролегает силовая линия жизни». Эту «заботу из вечности» священник и писатель отец Павел Карташев ощущает неизменно, поэтому он вооружен самым главным, надежным и сокрушительным оружием, врученным ему Спасителем. Он вооружен Любовью.
И все рассказы и очерки, вошедшие в новый сборник «Любовь не ищет своего», – о Любви и пронизаны ею. О любви к родине, своей истории, старикам, взрослого к ребенку. И, конечно, о любви-верности. Лиричные, печальные или наоборот хлестко-ироничные, они полны сочувствия к человеку. В этом их сила и та самая настоящая правда. В каждом из своих героев – будь то старый колхозник Константин Ильич из рассказа «Сторож», сумевший в самые страшные годы теплить жизнь в храме, обреченном на поругание, или шумная зажигательная повариха Любовь Алексанна из рассказа «Путь к сердцу», или суперобразованная молодая еврейская девушка из очерка «Крестил девушку из Израиля», – автор видит то отблески, то ровный устойчивый поток того Света, делиться которым с другими и есть наша прямая обязанность. Он пишет: «…Человек создан для самого благородного счастья. Он существует, чтобы отдавать себя, как отдаёт себя источник света. И пока он живёт, пока не погас, тихого голоса своего не утратил, его можно позвать, пепел сдуть. Если это негрубо сделать, он, глядишь, отзовётся. Расправится. Зернышко проклюнется, превратится в дерево, принесёт плоды».
Как же я умру, когда меня мама любит!
Встретил Небо, встретил Небо… Очень знакомое что-то, откуда это? Каждый год читаю, торжественно, лицом к Церкви, ко всем стоящим в ней людям, на Пасху. Они тоже пришли на встречу с Небом, с воскресшим Богом. Эти слова из Слова огласительного в день преславного Христа Бога нашего Воскресения святителя Иоанна Златоуста. Святитель описывает, нет, возглашает красиво и вдохновенно, как огорчился ад, встретив Христа не мертвого, а угасившего смерть своею смертью. Ад низвергся, умер. Потому что пленил его Сошедший в него. Ад принял тело (бездыханное тело снятого с Креста Иисуса) – и коснулся Бога, принял землю и встретил Небо. Встретил Небо.
Встретить Небо можно – и чаще всего так и бывает, наверное, – совсем неожиданно. Как вообще люди в Древней Церкви обращались в христианство? Я этот вопрос задаю среди прочих на беседах с родителями и крестными перед Крещением. Как? Да и в наше время тоже. На глубине, в таинственном механизме обращения, все главное совпадает. В древности и в наше время. Услышали что-то, запало в душу… Прочитали книгу или отрывок из статьи в журнале. А еще важнее, метче: поступка самоотверженного, мужества христианского стали свидетелями (как сейчас в Сирии, в этом, например, маленьком городке, где монастырь святой равноапостольной Феклы). А в те далекие века публичные казни мучеников – то есть дословно «свидетелей» – обращали ко Христу многих зрителей, пришедших «на позор сей».
Помню человека, не крещенного до двадцати пяти лет, которого поразила, пленила чистота девушки православной. И он потянулся к тому, что было для нее дорогим. Достал Евангелие, прочитал. Говорит, что, перевернув последнюю страницу Евангелия от Иоанна, надел ботинки и поехал в Елоховский собор (другой церкви не знал), подошел к человеку в подряснике (выяснилось позже – к пономарю) и сказал ему громко и решительно, чем немного напугал его: «Я креститься приехал, верю в Бога. Что мне сейчас нужно, куда идти?» Его крестили, конечно, но не в этот день и (заботясь о нем, о том, чтобы он с хорошей работы не вылетел) не в соборе, а в деревянной церкви в Удельной, под Москвой, и скромно крестили, без записи.
Вот встретился обыкновенный человек с таким же человеком, во всем подобным ему, только один в глазах другого увидел что-то неповседневное, какое-то небесное отражение. И задумался. Или фильм посмотрел, музыку услышал. В храме на службе оказался. Как та девушка в Нью-Йорке – про нее мне недавно рассказали – перешагнула случайно (не случайно?) порог Никольской церкви и увидела Христа распятого. Приблизилась к Нему, с ужасом всмотрелась и замерла. Стала приходить, а языка не понимает, ни церковнославянского, ни русского, но идет служба, поют, кадят ладаном, горят свечи. И люди вокруг, она это чувствует, тоже потрясены тем же, чем и она: страдает кто-то на Кресте, Кто не должен страдать. Но поверх этого чувствуется, что все вместе они что-то знают, нечто невидимое им открыто, и это делает их собранность не безотрадной, не безнадежной, внутренне светлой.
А что здесь царит, что их соединяет? Она тоже потянулась, не отдавая себе отчета в своем порыве, к выяснению. Что здесь пребывает такое невидимое, сильное, ни с чем не сравнимое? «Я тоже, – она потом улыбалась счастливо, – хотела знать, желала в этом главном быть, как они». Человек смутно ищет лучшего, хочет быть счастливым.
У Бунина есть сонет «Вечер». Конечно, он не по этому поводу, но почти, но близко и красиво. Удовольствие просто переписать его. Получает же удовольствие играющий на фортепьяно: смотрит в ноты и осторожно играет, и удивляется, какая чудесная музыка возникает под руками.
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно –
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,
