Много разных интересных мест посетил я в своей жизни, не покидая «одной шестой части суши». В основном не по собственной воле, по началу за казённый счёт, в полевой форме украшенной погонами цвета «светло-синего неба», после в такого же цвета, раскрашенной яркими эмблемами стройотрядовской тужурке. Ещё чаще по служебной необходимости, удовлетворяя ненасытный аппетит на приборы и механизмы, грандиозного градообразующего «места моего кормления» и производства электроэнергии.
Такая двигательная активность не осталась незамеченной сверху, и я по логике бытия все же нашёл не слабое приключение на ничего не подозревающую часть тела, которой русский человек измеряет осмысленность своего существования.
Один раз студентом «политеха», во времена раннего «великого» пятнистого реформатора, прожил я в Старо-Лежнево, небольшом южно-уральском селе три месяца. Родная альма-матер направила меня на производственную практику и как-то забыло про моё существование, хотя мне твёрдо обещали в деканате телефонограмно оповестить о начале учебного года. В те времена начало семестра зависело от «битвы за урожай», а она в свою очередь от погодных условий в нашем гранд-королевстве. А они, эти условия, в тот год не радовали, поэтому созвонившись с секретарём деканата и получив подтверждение обещаний, я притих, наслаждаясь красотой здешних мест…. И не плохим заработком, я исполнял обязанности электрика сразу на нескольких объектах: на мех-току, на летней дойке и киномехаником в местном клубе. Хозяйство к которому принадлежало село как его производственное отделение переживало свой экономический бум, молока было залейся, зерна засыпайся, тучи красно-пестрых буренок маячили, украшая ландшафт, рабочих рук естественно не хватало и мне были рады. Конечно по началу не все. Мужская часть остатков молодёжи, не сумевшей устроиться в городе, была явно не в восторге, но до поры до времени. Причины общеизвестны, попробуйте догадаться с первого раза. Реакция местных на меня была на уровне инстинкта, и хоть я всем видом показывал, что здешние красавицы меня вообще не задевают своим провокационным поведением, «доморощенные» «отеллы» никак не хотели признавать мою невинность. Пришлось включать им мозги в ручном режиме. После этого события, отхромав неделю, а они отлежавшись положенное время, мы вдруг стали хорошими друзьями. Вот уж действительно загадка нашей русской души!
Старо-Лежнево мне казалось теперь лучшим место на земле, я даже задумывался, а не распределиться ли мне сюда грешным делом по окончанию учёбы. Суровый аскетизм по отношению к местному девичьему «бомонду» объяснялся моей «душевной травмой» после последнего приключения по имени Надежда. Моя «надежда» не оправдалась, несмотря на целый год скоропостижной любви и сумасшедших отношений. Родители моей Надюхи оказались «номенклатурными» и мгновенно восстановили статус-кво, едва до них дошли новости. А мы эгоцентрично не замечали ничего вокруг, находясь под великолепным наваждением и в конце концов прозевали опасность.
Надежда исчезла, её увезли родители, а я получил в деканате «шкворень» за чудовищные пропуски и уведомление, что лишён стипендии за три хвоста после заваленной сессии. События эти надо сказать случились перед последним курсом и ничего хорошего не сулили.
Наш куратор группы, Алексей Михайлович Красиков, кандидат технических наук, человек с большим жизненным опытом, ободряюще похлопал меня по плечу и изрёк назидательную максиму – «перемелится – кисель будет». Тут же послал нас троих неудачников за этим киселём аж за 260 километров от областного центра и даже в другую область, в знаменитый колхоз «Заветы Ильича» на летнюю практику. Мы должны были практиковаться и заодно подготовить дипломные проекты по теме: «Усовершенствование системы электроснабжения механической зерносушилки мощностью две тысячи тонн в сутки».
Двое моих собратьев «по несчастью», с нашего потока, но из других групп были уже полностью «урбанизированными», то есть горожанами не первого поколения и деревенская жизнь их не впечатлила ни своими экзотическими бытовыми прелестями, ни героическими трудовыми буднями и ни эксклюзивным «разнообразием» местных видов досуга. Поэтому пробыв две недели в шоковом состоянии, отчего ни разу не просыхая, они как-то договорились с местным начальством и испарились, да я на них и не обижался, мне наоборот всё нравилось. Нравилось до утра дежурить на току и усталым на заре мыться в остывшей летней бане, неторопливо есть оставленный на столе под чистым полотенцем ужин или поздно обедать, смотря в окно веранды на пустынную улицу. После обеда выезжать на дойку, и готовить в одиночестве систему, прокачивая её воздухом и водой, ждать когда из-за горы вывалится «курганец» с открытыми окнами из которых лилось «вот кто-то с горочки спустился». Представляете в здешних местах даже ещё пели в то время! Поднимался человеческий гвалт и весёлый шум. Первый гурт входил в ограждение дойки и коровы привычно, самостоятельно разбивались на группы. Я нажимал на кнопку пуска, моторы натужно жумкали…. и понеслось! Минут через сорок мне приносили литровую банку парного молока и большой ломоть свежего хлеба. Это было, наверное, счастье, честное, солёное от крепких шуток и веселья совместного труда.
Между прочим легендарных «супердоярок», а-ля «особенности национальной охоты», я не видел ни разу. Обыкновенные девушки, молодые женщины и не очень молодые, но очень симпатичные и даже красивые.
Почему-то уже вечером, в клубе, пробираясь между танцующими и наблюдающими в свою «кинобудку», я их даже не узнавал, это были совершенно другие люди, ничем от городским неотличимые, и даже более того, некоторые женские персонажи могли заткнуть любую городскую модницу по части нарядов по выкройкам «бурды моден» и килограммам макияжа на лице. После киносеанса у меня было два выбора или мехток на дежурство или, если не моя очередь, намахнув стаканчик «плодово-яблочного» в аппаратной с моими обретёнными друзьями и по братски раскурив по сигарете, я, по «английски» подавался домой на квартиру, выспаться перед утренней дойкой. Жил я на квартире у Останиных, когда-то большой и шумной семьи, а теперь разбежавшейся по свету. Старики остались одни в большом доме и мне сдавалась маленькая комната с отдельным входом с веранды. Хозяин Михаил Алексеевич был уже на пенсии, но всё равно продолжал работать трактористом на ферме, а Антонина Александровна домохозяйничала и содержала в образцовом состоянии дом и мужа, и всё подворье, а оно было не слабым, там разнообразно хрюкало и кукарекало, беекало и гоготало и даже мычало на три тембра и подмукивало на шесть! Обычно, я, видел одновременно обоих хозяев только через день на другой и то утром за завтраком, остальное время, они были заняты вне большого дома, как и я. Однажды только, за всё лето, вернувшись из клуба, я обнаружил, что в доме было народу непродохнуть.
